Учитель драмы. Корен Зайлцкас

моем взгляде остался знак вопроса. Отец всегда общался со мной, как с другом, – то есть как с равной, – но это иногда приводило к недопониманию. Например, он ошибочно предполагал, что десятилетние девочки читают новости.

      – Будет референдум по разводам и голосование. Если этот закон пройдет, то твоя мать сразу же запустит процесс. Вряд ли мы сможем договориться на разумных основаниях…

      Мама. Сейчас она была дома, выглаживала папины рубашки с оголтелым упорством.

      Он продолжал, но я перестала его слушать. Я вспоминала «сахарные споры» и думала: «Бог ты мой и ангелы небесные. Неужели это все из-за идиотского сахара?»

      – Но она не может. Неважно – ты мой отец…

      – Она ясно дала понять, что будет делать все, что захочет.

      Мне стало настолько тошно, что я даже не смогла доесть свой пломбир. Я возненавидела мать так, что это было почти невыносимо. Я возненавидела ее упертость и бережливость. Была сыта по горло бесконечными дешевыми аналогами, ее «заменами» в оригинальных рецептах: маргарин вместо масла, субпродукты вместо говядины. Мама вместо папы. Да как она может вычеркнуть отца из моей жизни?

      Когда папа получил ответ, он сел в свою бежевую «Тойоту» и направился на север, прямиком в Белфаст. Кажется, мы полдня ехали по бескрайним зеленым лугам, от которых меня страшно мутило. Я рассматривала тени от облаков. Я считала радуги.

      Повзрослев, я с шоком осознала, что та поездка не могла занять больше часа.

      Я часто вспоминала об этом, пытаясь воспроизвести события. Как это так получилось: вот мы с папой на ярмарке, мое платье все еще испачкано шоколадным соусом от мороженого, а в следующую минуту я уже изучаю потрепанную карту в его машине? Когда папа слушал трансляцию ирландского чемпионата по гольфу, я держала руль.

      Он один раз потерял самообладание из-за другого водителя, и я сочувственно покачала головой.

      – Твою мать, ты едешь или паркуешься?

      Я улыбнулась, и он извинился за ругань.

      – Ничего страшного, – сказала я.

      – Ничего ведь, правда? Ты же не какой-то безмозглый попугай, который все повторяет. Тебе нужно изучать язык во всем его разнообразии. Ругань помогает выпустить пар. И успокоиться.

      Даже когда мы садились на паром, который должен был проплыть через пористое бетонное сооружение, которое в середине 80-х служило границей между Ирландией и британским островом Мэн, меня не оставляло странное ощущение забытья, оставшееся после ярмарки. Метафорически выражаясь, ноги уже зафиксированы металлическим креплением, вагонетка тронулась. Теперь мне оставалось либо поднять руки и кричать от восторга, либо блевать. В любом случае, отступать было поздно.

      Все это казалось абсолютно спонтанным. У меня и мысли не было, что дело обстоит несколько иначе, пока папа не передал наши паспорта сотруднику иммиграционной службы. Тот не поставил штамп, а отдал обратно, хитро улыбнувшись и подмигнув.

      Мы оказались на острове только ночью. Отец припарковал машину на обочине и повел меня пешком по узкой извилистой тропинке к скалам,