Твой личный Демон. Эммануэль Ласт

ее помню. Всегда гиперактивная, гиперлюбопытная, сексуально озабоченная… Может, в этом все дело. До последнего сомневаясь, я запускаю руки в трусики, предварительно укрывшись одеялом с головой.

      Пяти минут пыток достаточно, чтобы понять – Варя права, я фригидная. На глаза наворачиваются слезы и я сжимаю виски руками. Впервые в жизни я завидую сестре, для которой любить свое тело и дарить любовь другому в ответ так же естественно, как дышать.

      И тут же мозг простреливает другая мысль.

      Я должна отпустить Влада.

      И посвятить жизнь правильному делу. Уйти в монастырь я бы не смогла, так как не верю достаточно сильно, но вот заняться благотворительностью или – я задумываюсь на секунду, перебирая занятия, которым могу отдать всю себя целиком, когда в комнату возвращается сестра.

      Покрутив телефон на пальцах, она как будто нехотя кидает его на подушку рядом со мной и блаженно растягивается на своей половине дивана.

      – И? – не понимаю, почему она молчит, но раз довольная, значит, все получилось.

      – Все нормально, можешь не благодарить, – Варя улыбается одними губами. Глаза закрыты и я понимаю, что только что у нее был оргазм. Беру в руки телефон, открываю переписку и вскрикиваю от ужаса.

      – Варя, что ты наделала!?

      Мама ушла сразу после праздника в честь нашего с Катькой годовасия. Искупала, уложила спать, убрала со стола перепачканные в торте тарелки, надела любимый кожаный плащ и вышла в ночь с маленькой черной сумочкой на плече.

      Эту историю часто рассказывала баба Аня, мать Бориса, вместо поздравления с днем рождения. В красках, так, как только старые обиженные кошелки и могут – разжевывала непутевым близнецам, что такое быть шлюхой, кукушкой, тварью и просто плохой женщиной.

      Хоть бы раз Борис заступился за маму! Но, куда там, мы же ему не родные. Пригрел змею с пузом, дал фамилию и крышу над головой, а она, тварь такая, скинула нагульных детей и была такова.

      Катька всегда плакала, слушая эти бредни, а я только злилась. Как-то даже залепила бабке кулачком в глаз. Только не попала, через стол так быстро, когда тебе всего четыре, не перелезешь, но до носа достала. И очки по пути задела, чтобы потом ножкой по ним потоптаться.

      Бабка, конечно, испугалась, но я ей тогда красноречиво на бутончики намекнула. Цветочки с ягодками пошли потом, когда мне тринадцать исполнилось. А Катька наоборот, пожалела старуху. Я злилась сначала, а потом поняла всю красоту маневра и даже восхитилась.

      Когда надо заткнуть грязный рот, это ко мне. Когда лаской и улыбками выпросить конфет до обеда, это к сестре. Поэтому разницы между нами особой нет – обе пошли в мать, только унаследовали от нее разные черты.

      Я ухмыляюсь, пока снимаю шорты, вспоминая наше детство. Катька всегда со мной делилась. Взять те же конфеты, просила как для себя, но брала для двоих.

      Стелю на крышку унитаза плед и сажусь сверху. Ставлю пятки на край и развожу колени. Сестра такой бэкап не одобрит, конечно, но спасибо потом все равно скажет. Включаю телефон и, переключив камеру на себя, выбираю красивый ракурс.

      Ничего