На краю света. Сергей Горбатых

завтра чё будем делать, Владимир Юрич? – полюбопытствовал перед уходом Петров.

      – Пойдём снова в Национальную библиотеку! – ответил Головинский.

      – Правда?! – вырвался вздох восхищения у юноши.

      – Правда, Николай! Теперь мы, я очень надеюсь, очень долго будем туда ходить, – улыбнувшись ответил Владимир.

      – Здорово! Мне там очень нравится! – почти подпрыгнул от восторга Петров.

      Следующие дни были похожи один на другой. Николай «проглотил» Жюля Верна и принялся читать «Путешествие вокруг света на корабле Бигль».

      – Как-то нудно пишет Чарльз Дарвин. Жюль Верн интереснее, – пожаловался он Головинскому, – если у меня будет когда-нибудь возможность – то обязательно побываю в тех местах, – добавил Петров, мечтательно смотря в потолок.

      «У меня тоже такая же мечта: поехать туда: на архипелаг Огненная Земля. Увидеть пролив Магеллана и пролив Дрейка,» – снова вспомнил Владимир и вздохнул.

      Затем они обедали в ресторане, и Николай помогал Головинскому добраться до квартиры. Ведь у него иногда так сильно болела грудь, что Владимир с трудом мог только медленно шагать. Потом Петров убегал делать самые необходимые покупки для Головинского: чай, кофе, печенье, фрукты, овощи, а затем уходил к себе домой.

      В один из дней, когда ему позволило самочувствие, Владимир посетил Штейна. Тот находился в удручающем состоянии.

      – Вы представляете, Владимир Юрьевич. Я до сих пор числюсь Послом. Представителем государства, которого уже нет на карте! – тяжело вздохнул Евгений Фёдорович, – денег нет. Будущего тоже. Иногда заходят наши соотечественники, приехавшие из Европы, просят о финансовой помощи. Я им с болью в душе отказываю. Ну а вы как, Владимир Юрьевич? В гости к нам из Парагвая?

      – Нет, думаю, что навсегда! Отправили меня на пенсию после ранения в грудь. Произвели в майоры и – в отставку, – не вдаваясь в подробности, сказал Владимир.

      – Какое несчастье! – Штейн вскочил из кресла, – вновь вам досталось, Владимир Юрьевич. Как вы себя чувствуете?

      – Если честно, то неважно. – Грустно улыбнулся Головинский.

      – Чем я вам могу помочь, Владимир Юрьевич? – участливо поинтересовался Штейн.

      – Спасибо! Я рад был вас увидеть, Евгений Фёдорович! – Головинский подал руку Послу, а затем, опираясь на свою клюку, направился к двери.

      Весна 1922 года в Буэнос-Айресе выдалась жаркой. В последнюю неделю ноября температура воздуха поднималась до 30 градусов.

      Головинский уже с утра чувствовал себя плохо: его мучила одышка. От боли в груди не спасали пилюли, которые выписал ему Смит. Обильная потливость раздражала Владимира. Спать лёжа он не мог, поэтому ночами сидел в кресле и то ли дремал, то ли впадал в тяжёлое забытье…

      В первый день декабря Головинский прибыл на приём к Смиту. Александер опять рассматривал рентгеновские снимки его раненого лёгкого, сделанные за час до этого. Сначала поднимал их по очереди и изучал при ярком солнечном свете у окна, а затем под зажжённой