И сегодня стреляют. Владимир Рыбин

вроде, – засомневался Ведеркин.

      – Да он в рот не берет. Принципиально, – сказал боец, стоявший рядом. – И ткнул Матвеича кулаком в бок. – Ты, что ли, капитан? Чего ж таился?

      – Почему таился?

      – Почему – это ты начальнику скажешь. От него не скроешь, душу вынет. Пошли давай.

      В сопровождении красноармейца Матвеич взобрался по доске на палубу. Дверца в носовую каюту была открыта, он спустился в душное нутро, разглядел в полумраке маленького, кругленького командирчика, всего в ремнях и в фуражке на голове.

      – Вот, привел, – сказал за спиной красноармеец. – Прятался в кустах.

      Матвеич оглянулся недоуменно. Хотел ругнуться, да впору было смеяться: боец забавно маялся с длиннющей винтовкой, которая никак не хотела помещаться в крохотной каютке, ни вдоль, ни поперек, ни штыком вверх, и он держал ее наискосок, дулом наружу.

      – Мелет невесть что, – сказал успокоенно, опускаясь на узкую скамью.

      Командирчик вскочил, будто его укололи в одно место, да каютка и для него оказалась низкой – шмякнулся головой о подволок. Может, целую минуту опоминался, потом сказал сердито:

      – Почему тебя искать надо?

      – А чего ты раскомандовался? – удивился Матвеич.

      – Узнаешь – чего. Я еще выясню, как ты завладел переправочным средством.

      – Ты, мил-человек, говори да не заговаривайся. Зачем пожаловал-то?

      – А куда мальчишку дел? – Неожиданно спросил он и нагнулся к самому лицу. Матвеич отшатнулся и тут узнал розового командирчика, что пытал его со Степкой там, в степи. – Катеру-то сам название придумывал или кто помогал?

      – Ты дурак или сроду так?! – обозлился Матвеич.

      Жалость захлестнула горло, снова защемило сердце, как только что было во сне. Где он, Степка? Кабы знать-ведать! Мыкается небось несытый да немытый…

      – Ладно, – с угрозой сказал командирчик и сел. – Разберемся. Вот вернемся и поговорим, а пока заводи, на ту сторону поедем.

      – Дивлюсь я на тебя, – сказал Матвеич, не двигаясь с места. – Где так себя умней, а где… Тебе чего, жизнь молодая надоела?

      Думал, заорет командирчик, наган вынет. А тот сидел, будто и не он. Прямо чудно: то гроза грозой, а то, как нищий на паперти, в глаза заглядывает.

      – Понимаешь, старик, надо. Вот так надо, – резанул рукой по горлу. – Приказ.

      – Да ведь налетят.

      – Не налетят, – заявил с завидной уверенностью, будто была у него прямая связь с Господом Богом, а заодно и с немецким командованием. – Теперь они все там, на юге.

      – На каком юге?

      Командирчик с хитрым прищуром глянул на него.

      – А чего ты так взволновался?

      – Как не волноваться? Я же здешний.

      – Купоросное знаешь?

      – Как не знать!

      – К Купоросному немцы рвутся, к Волге.

      – И там тоже?!

      – Вот именно. Но Сталинград мы не отдадим. Приказ категорический.

      – Сколь их было, категорических-то?!

      – Теперь все, заруби это себе на носу, старик.

      – А чего на меня-то окрысился?

      – А кто давал немцам обещание работать на них, здесь, на переправе?

      – Кто