Не плачь по мне, Аргентина. Виктор Бурцев

трудно было сказать, что руки этого приятного семидесятилетнего старика едва ли не по локоть в крови…

      С улицы, через раскрытое настежь окно, доносился какой-то мотивчик. Что-то легкое, не то румба, не то самба – за долгие годы, проведенные в этой сравнительно тихой стране, он так и не научился разбираться в музыке. Близкие сердцу каждого мюнхенца тирольские напевы остались далеко в прошлом, а привыкнуть к зажигательной румбе он не смог. Хотя казалось бы…

      Так же он не смог привыкнуть к местному пойлу, продававшемуся на каждом углу, и потому пил водку. Русскую. Которую доставал за бешеные деньги.

      – Вы, Рудольф, все никак не наиграетесь? – спросил он, отпив из бокала, где обжигающая водка плавила лед.

      – Это не игрушки, Генрих, – ответил тот, к кому он обращался. – И не называйте меня так.

      – Конспирация? – Генрих усмехнулся.

      – Как хотите. Я предпочитаю думать, что тот Рудольф умер в сорок пятом.

      Рудольф не изменился почти совсем. Бывает такой тип людей, которые будто бы консервируются в определенном возрасте. А может быть, штучки, с которыми играло в свое время Общество Туле, все-таки что-то да значили. Сухой, поджарый, с копной волос и все с тем же бесноватым огоньком в глазах за толстыми линзами очков. Этот взгляд Генрих помнил хорошо, в сорок четвертом, когда стало плохо с продовольствием, от Рудольфа, казалось, остались одни только глаза…

      – Так оно и было, так оно и было, – вздохнул Генрих. – Отсутствие бумажки означает отсутствие человека. А на вас, мой дорогой, никаких бумажек нет даже у меня. Так что беспокоиться не о чем…

      – Вы хотите сказать, что ваши архивы у вас?! – Рудольф задохнулся.

      Генрих усмехнулся и замахал руками.

      – Вы с ума сошли! Останься архивы у меня, я не прожил бы и двух дней! Бумаги в надежном месте. И моя жизнь является гарантом того, что они не всплывут где-нибудь… В районе Палестины.

      – Господь с вами!

      – Со мной, со мной… Как там говорят русские? Мы все под колпаком у кого? – И Генрих весело засмеялся. – Так что если вы хотели мне предложить что-то, любезный Рудольф фон Зеботтендорф, то подумайте. Далеко не каждое предложение может меня заинтересовать. Тем более если оно изложено в какой-нибудь неправильной форме…

      Рудольф стоял у двери, привалившись к белой стене. Непослушными пальцами он расстегивал ворот рубашки.

      – Вам плохо? – поинтересовался Генрих. – Выпейте водки. Она бодрит. От коньяка у меня по-прежнему сонливость…

      – К черту водку, группенфюрер… – просипел фон Зеботтендорф. – К черту. Мне не рекомендовали ходить к вам, но я все же пошел…

      – Кто не рекомендовал? – с самым невинным видом спросил Генрих.

      Рудольф не ответил. На его побледневшее было лицо возвращались живые краски.

      – В любом случае, – прошептал фон Зеботтендорф, – это не имеет значения…

      – Что не имеет значения? Что вы там бормочете? Сядьте, наконец, к столу! – Генрих с грохотом отодвинул стул от большого круглого