Любовь – это да!. Анатолий Алексеевич Шинкин

Угу. Знаю.

      –– Оставь еды животным.

      –– Перебьются. Им сколько не дай, все сожрут.

      Совсем стемнело. Лески шести закидушек протянулись в воду. На лесках висят обструганные ножом палочки-сигналочки-насторожки, пока они неподвижны в свете костра, и мы занимаемся ухой и столом.

      –– Витя, вынь глаза из речки: налимы обещали не хватать наживку, раньше, чем ты выпьешь.

      Витек выпил, и ни одна из сигналок не дернулась. Мы зачерпываем уху из ведра кружками, берем руками разваренные куски щуки, из алюминиевой миски. А Витек все не может оторвать глаза от закидушек:

      –– Чует сердце, сегодня мой день…

      –– И будет тебе «шастье»!

      –– А может и будет. Я мечтаю о шастье.

      Услышать подобную фразу от здоровенного тридцатилетнего парняги в наше пропитанное безграничным цинизмом и бессовестным враньем время – дорогого стоит. Мы с Вовчиком рты распахнули и есть забыли. Какое простодушное, искреннее доверие нужно испытывать к своим друзьям?

      Я смахнул набежавшую в уголок глаза горючую слезу, сглотнул комок в горле и торопливо в стакан набулькал больше половины. Витьку протянул: правила есть правила – все серьезные разговоры после второй, а лучше после третьей, перед чаем.

      –– У меня всегда мимо, – выпив, продолжил Витек. – С девчонкой встречался, из армии ждала, а родня навалилась: «Нечего нищету плодить». Женился по их совету на другой. Знаете, как живу.

      Вот, черт, затеял разговор. Не хватало, обсуждать с мужем художества его жены, которая, помягче сказать, отныривала порой от домашнего секса в сторону внешних пользователей, в каковых числился и Вовчик, а я не числился, потому что Любаня на просьбы мои и укоры – лучший друг, мол, ее мужу, вернейший товарищ и почти брат, а до сих пор не получил ни ломтика от сладкого пирога, даже крема не слизнул, – отвечала лишь тихой хитро-ласковой улыбкой. Загадка женской души.

      Спасибо Вовчику. Просветил намедни за кружкой коньяка.

      –– Бери за руку и молча веди к светлому, высокому и чистому. От напыщенных романтических изысков девушка теряется: элементарно, не понимает, "чего от нее хочут?" Ее всю жизнь уговаривали одним словом "пошли" и даже без вопросительного знака.

      –– Понял. Не дурак.

      –– Конечно, не дурак. Дурак давно бы оседлал и скакал, опережая ветер, а не переспрашивал по три раза.

      –– Не хами. Я недавно с пальмы и еще не отвык отбрыкивать грубиянов одной из задних рук.

      –– И потеряешь мудрого сенсея, гуру, учителя в постижении азов нашего безнравственного общества.

      Витьку напрягал даже не факт или факты бесконечных измен, а то, что в Поселке об этом знали, отчего мужское Витькино реноме страдало и ущемлялось. Вовчик – добрая душа – утешить попытался:

      –– Нормальная практика. Консуэтудо – альтера натура (Привычка – вторая натура. лат.) Не ты один…

      Я пнул его незаметно, а Витек и не услышал:

      –– Решил на Колыму ехать зарабатывать на машину, брат сюда сосватал. Три года, и никакого толка. Там,