Погром среди ясного неба. Наталья Александрова

И тут меня как громом ударило. Ведь это же меня, думаю, Бог посылает, чтобы душу невинную спасти! Получается, что не зря меня те жлобы в поезде отлупили и не зря я шел ночью морозной и вот сюда поспел в самый момент! Взял я того ребеночка, развернул слегка, гляжу – совсем маленький, красный весь, а сил плакать уже нет, только рот разевает. Ох, не жилец ты, думаю, замерзнем мы с тобой тут, снегом нас заметет, к утру и следа не останется. Что делать? Встал я посреди поляны той, где ребенка нашел, посмотрел на небо. Господи, говорю, если ты есть, не дай пропасть! Не за себя прошу – за дите малое, оно-то чем виновато? Никто мне не ответил, только звезда упала, как закатилась. Ну, думаю, это мне к смерти. Оглянулся по сторонам – и вдруг как молния в голове ударила. И осветила все вокруг. Увидел я места эти как будто с самолета. Вот тут река, вот тут дорога. А железка, где меня-то с поезда выбросили, вон в той стороне, точно. А река-то наша, что у моей деревни Забродье течет. Только если вдоль реки этой идти, то за неделю не дойдешь, извилистая она очень и длинная. А вот если напрямик…

      – Егор Иваныч, Василий Макарович! – В дверь заглянула медсестра. – Пора вашей посетительнице на выход!

      – Да сейчас! – отозвалась я. – Вот только вещи их соберу!

      – Спрятал я ребеночка за пазуху, прикрутил шарфом своим, да и пошел напрямик по лесу, – заторопился Егор Иванович, когда за сестрой закрылась дверь. – Как шел, кто меня вел – не помню, в голове будто компас работает – туда повернуть, тут пройти. Конечно, хорошо было, что подморозило, а снега мало, иначе завяз бы там. В общем, теперь я думаю, что верст десять, а то и больше отмахал я той ночью по бездорожью. И опомнился, только когда места уже пошли знакомые. Подошел я к деревне не от реки, а со стороны болота. Летом в то болото мы раньше и не совались, а зимнюю тропу мне отец показывал, у раздвоенного дерева она начиналась. Ну что, изменилось все, конечно, за двадцать лет, да только то дерево я узнал. Ну и пошел. Ребеночек у меня за пазухой молчит, а я и смотреть боюсь – ну как не живого уже несу? Однако прошли мы по болоту, не сбился я ни разу, не провалился. Вышли в деревню, когда светало уже. Никто меня не видел, прошел к дому своему, гляжу – свет горит, и дым из трубы идет. Стукнул в окошко тихонечко, выглянула женщина: кто такой? Я шепчу: мама, открой, это я, Егор! Она как вскрикнет – и пропала. Потом дверь открыла, я думал – мать, а это сестра так постарела. И то сказать, лет двадцать я дома не был, не знал, что родители умерли. Ну, вошли в избу, ты, говорю, Анна, только не пугайся. И подаю ей ребенка. А сестра у меня санитаркой работала вместе с матерью, пока пункт фельдшерский не закрылся. Ну, все же женщина, хоть своих детей и не было, а как-то разобралась с ребеночком-то. Это, говорит, девочка новорожденная, ей дня три, не больше, пуповинка не отпала. А я как отдал ей ребенка, так и свалился на пол. Проспал чуть не сутки. Ну, после, как проснулся, гляжу – ребеночек обихожен, спит спокойно в колыбельке – на чердаке еще наша люлька хранилась. Сел я за стол да и рассказал сестре всю свою жизнь и последние