Юрий Долгорукий и византийская принцесса. Павел Загребельный

бы мог знать? И в Киеве отродясь не был. Встретились, человек и попросил. А меня ежели кто попросит, то я… Мне что?

      – И это он так вот сгоряча и выложил тебе все, как на исповеди: и кто такой, и куда путь держит? А теперь ты думаешь, тебе поверят?

      – Стало быть, ты еще и не веришь? Ну и не нужно. Разве я платы от тебя хочу? Попросила девка, пришел, сказал тебе, хотя и тебя, стало быть, впервой вижу и не знаю, что ты и кто еси. Мое дело, стало быть, маленькое…

      Человек повернулся и молча пошел своей дорогой.

      – Эй, – тихонько позвал его Иваница, – куда же ты? Постой, мне надобно еще спросить.

      – Наспрашивался уже вдоволь, – донеслось из темноты.

      Человек исчез, будто его и не было никогда, и Иваница не поверил бы в это явление, если бы не стояла рядом с ним Ойка в белом своем козьем меху, а еще хотелось верить не только в самый разговор, но и в истинность слов человека, больно уж несчастным был он на вид. А таким Иваница верил всегда.

      – Так мы поедем, – сказал Иваница девушке. – Может, и ты с нами? Если найдем твоего брата, что нам с ним делать?

      – Не найдешь ты его.

      – Вот уж! Почему же не найду?

      – Спишь много. Когда ни приду – спишь.

      – Вот уж! Я тебе покажу сейчас, что не сплю!

      Он снова хотел было поймать ее за руку, но она увернулась, отбежала подальше, сказала строго:

      – Поезжай. А захочешь возвернуться со своим лекарем, – буду ждать.

      – Хоть прикоснуться к тебе, – заканючил Иваница.

      – Тогда и прикоснешься. Князьям не позволяла, а уж тебе…

      Исчезла – ни слуху ни духу. Иваница вздохнул, еще немного постоял, ибо не верил, что так бессмысленно закончится его приключение с этой норовистой девушкой, но не дождался ничего и пошел будить Дулеба.

      Дулеб, услышав о новости, тотчас же велел седлать коней.

      – Возвращаемся к князю Изяславу без промедления.

      Иваница чесал затылок в темноте, кряхтел.

      – Не очень мне охота выбираться из Киева, Дулеб…

      – А что мы имеем здесь несделанное?

      – Ты, может, и не имеешь, а я имею. Девку оставляю такую, что грех даже сказать! Тебе-то все равно, ты к девчатам равнодушен, а у меня душа разболелась. Нигде еще такого не было.

      – Болела и у меня, – вздохнул Дулеб. – Не раз болела, а приходилось все бросать и так… Да и не так, а… Бежать пришлось, Иваница. Не знаешь ты об этом, и никто не знает…

      – Вот уж! – удивился Иваница и пошел готовить коней.

      Кричко встал, чтобы проводить гостей. Не спросил, почему они так торопятся, не приглашал дожидаться утра. Ежели нужно людям, значит, нужно.

      – Будете в Киеве, – не проезжайте мимо, – сказал на прощание. – А что возвернетесь сюда – знаю наверняка. Потому что кто единожды побывает в этом городе, не забудет его до самой смерти. Вы же молоды, до смерти далеко, люди вольные, сел на коня – да и снова в этом благословенном городе.

      – Приедем, – обещал Дулеб, – не раз еще приедем, добрый человек. Вот Иваница и сейчас уже готов расседлать коня…

      – Слыхал, слыхал, как он шептался здесь с дивчиной,