Невозвращенец. Анна Леонидовна Скрипка

знаю. Я бы не приехал, если б было иначе.

      – Зачем? Ведь я для тебя – лишний груз.

      – Все чувства взаимны. Если б ты мне была не нужна, ты бы тоже во мне не нуждалась. Понимаешь, нужна, даже немного больше, чем я тебе. Намного больше. – Игорь по-отцовски поцеловал меня в волосы, а потом задумчиво выдал: – какой же у тебя бардак в голове… Я уже реально подумал, что ты решила нас обоих отправить на тот свет.

      Я тихонько усмехнулась.

      – Маленькая ты ещё и глупенькая. – Он, как кот, потёрся давненько небритой щекой о моё лицо, ухо и шею, чмокнул в щёку, обнял ещё крепче – счастливая у него девушка будет, обласканная, облелеянная, обцелованная.

      – Ты больно взрослый, – с детским возмущением проворчала я, закрывая глаза – они сами закрывались от слёз и усталости.

      – Да… совсем не взрослый, – согласился он, и было слышно по голосу – он умилённо улыбается. – Тоже маленький и глупенький.

      Сквозь мои волосы почувствовалось его горячее дыхание возле уха – я знаю, он соскучился, причём по моему запаху, наверно, даже больше, чем по мне самой. Эгоист – нечего сказать, но честный, не считающий себя великим героем и не требующий похвалы за оказанные услуги. Эгоисты – все, но далеко не все способны это признать. И далеко не все способны мириться с эгоизмом чужим. Что ж… это их проблемы.

      И вдруг я поняла, что засыпаю прямо так, уткнувшись Игорю в шею, склонившись над коробкой передач – знаете, совсем неудобно склонившись, но мне стало так хорошо и свободно. Я вообще не могу спать, не убедившись в полной безопасности и в том, что мне комфортно, а сейчас сон одолевал меня подобно обмороку. Безопасность? Комфорт? Да, с Игорем я всегда чувствовала себя комфортно и в безопасности – и тут уже неважно, где я и в каком положении. Он всегда меня защищал, даже когда его не было рядом, и… да, как же усыплял этот запах. Запах, пропитанный насквозь этой ненавистной пьянящей свободой и машинным маслом, отдающий отваром из гвоздики и бензином. Наверно, этот запах уже навечно вплёлся в мою память.

      Всё.

      Нам больше некуда спешить.

      У нас больше нет дома.

      Семьи.

      Обязанностей и должников.

      Вы когда-нибудь прощали всех? Вряд ли. Возможно, вам так казалось. Но сегодня я искренне отпустила весь мир. И он, наверно, тоже меня отпустил.

      Из-за предрассветных лучей, исходящих от небес, покрытых с востока ватной пеленой снеговых туч, и самого снега, такого безмятежно сверкающего, томного, казалось, что лес пребывал в иссиня-серой дымке. Даже река двигалась почти бесшумно. Чёрная вода не поблёскивала и не журчала, как весной или летом, а текла медленно и умиротворённо. Обледеневшие берега и голые ветви, сине-коричневые, уснувшие на время от холодов, – всё было твёрдое, ледяное, холодное, бесчувственное, но честное. Зима не врёт о том, что она тебя согреет – за это её и любят, за то, что она не врёт.

      Кое-где