Вино пророчеств. Олег Николаевич Жилкин

его бизнес, начав демпинговать на рынке строительных услуг и ему пришлось объявить себя банкротом и уйти работать смотрителем в лагерь, расположенным в национальном парке, что обеспечивало его семью крышей над головой, а его работой двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Поначалу это его не слишком угнетало. Томи любил охоту и рыбалку, и, в общем-то, не слишком нуждался в обществе двуногих собратьев. Томи любил свою жену, детей и ему этого было этого достаточно. Однажды из-за какой-то херни он чуть было не набросился на меня с кулаками, и мне пришлось гасить его гнев, взвалив на себя бремя цивилизованного человека, вынудив его разговаривать с собой в спокойной манере, чего он мне конечно же никогда не простил.

      – Кто ты такой, чтобы говорить мне успокоиться? – едва сдерживал он свой гнев. – Я твой босс, я могу тебя в любой момент уволить!

      Но Томи погорячился. В школьном округе действовал профсоюз, и я был его членом, уволить меня без серьезной на то причины было невозможно.

      Томи настоящим патриотом своей родины, которую он готов защищать с оружием в руках. Его младший брат – героиновый наркоман, его средний брат два года назад умер от панкреонекроза – слишком много пил. Томи гордится тем, что у него нормальная семья и он не спился, как большинство его родственников и соседей, с которыми он вырос в американском гетто для белых. Его мир не имеет оттенков, он делится на хороших парней и плохих.

      В Америке меня преимущественно окружали люди с не слишком развитой фантазией. Они мыслили буквальными категориями, наличие в команде эмигранта не слишком их напрягало, но и ни к чему не обязывало. Им не было нужды задумываться над тем, что мне пришлось преодолеть несколько тысяч километров, сменить страну проживания, крышу над головой, выучить язык, чтобы за все эти подвиги оказаться в обществе людей, убиравших школу, и мечтающих об отпуске в Диснейленде. То, что у меня на лице написано презрение к этой ранее мне плохо известной форме жизни, лишь ухудшало мое положение.

      – Кем себя возомнил этот русский! – должно быть не раз думали они, и делали все возможное, чтобы показать мне насколько мало я значу в их глазах. Так что общению с коллегами я предпочитал одиночество. Больше всего мне нравилось работать самостоятельно, слушая радиоприемник, транслирующий передачи общественного радио OPB: Oregon Public Broadcasting. Радио транслировало культурные и познавательные программы, и это было лучшей версией американского общества – его второй половиной, постоянно закрытой тенью от Земли.

      Кем я себя возомнил? – хороший вопрос, на самом деле.

      – Вы лучшая команда в дистрикте! – любил разглагольствовать Томи в крошечной каптерке, широко расставив свои мощные ноги, одетые в грубые шорты и обутые в тяжелые ботинки – Моя мечта, чтобы каждый из вас через пару лет оказался на моем месте старшего смены, в какой-либо из школ дистрикта.

      Томи говорил от чистого сердца. Он был совершенно приземленным парнем. Ему и