Океан Николь. Орешниковая Соня

пальцы потому, что они похожи на твои?

      Они засмеялись.

      – Неужели у меня мужские руки?

      – У тебя женские руки…

      – И мужские пальцы.

      – Бывают мужские пальцы, женские пальцы, пальцы музыканта, пальцы художника, пальцы каменщика. У тебя пальцы художника.

      – Зато я услышала твой смех.

      Георг опускает руку Николь, привстает на локте, наклоняется, внимательно всматриваясь в ее лицо.

      – Николь. Николь…Тебе не подходит это имя. Ты другая. Николь – просто красивая и хрупкая. И красота у нее теплая, детская. А ты – сильная, у тебя тайна. Твоя красота нарисована в холодных тонах. В белых, сиреневых и голубых. Ты – Изабель.

      – Зови меня как хочешь. Не имеет значения.

      – Изабель. ты – Изабель… Я хочу нарисовать тебя…

      ***

      Николь лежит на кровати, глядя в потолок, бормочет:

      – Как же ты ошибался, Георг, как ты ошибался. И как я тебе поверила? Холодные тона. Белый, сиреневый и голубой. Неверно. Ты сам потом сказал. И не обратил внимания. И я не обратила. Бывают мужские пальцы, бывают женские пальцы… Бывают на руках мужские жилки – такие руки только у мужчины. И бывают на руках женские жилки – такие руки только у женщины… Все, что остальное – искажение.

      Над кроватью склоняется лицо медсестры:

      – Не хотите бульона, мадемуазель?

      – А мою бабусю вы уже накормили? Она любит малиновое варенье. Но прежде чем есть варенье, бабуся, дай, я заплету тебе косу. Нельзя же быть такой неряхой!

      – Поешьте же бульона, мадемуазель.

      – Все живое. Все только живое. Краски живые. Кисти живые. Листья живые. Камни живые. Бульон живой.

      Бульон в тарелке глухо булькает.

      – Вот!

      – Как хотите, мадемуазель.

      Медсестра уходит. Николь берет в руки тарелку с бульоном.

      – Ты мне улыбаешься, милый? Давай расскажу тебе одну печальную сказку. Семейный рождественский стол с пирогом… Все сидели, молчали, про себя страдали и любили, и никто не знал, что уже остывший яблочный пирог, стоявший на столе, любил кастрюльку с манной кашей, которая стояла в холодильнике. Яблочный пирог не видел ее весь день за белой, тяжелой, холодной дверью… Поэтому яблочный пирог тоже молчал. Страдал. И любил… Все живое. А когда живое, то оно чувствует, а значит, ему тоже бывает больно… А бабуся любила малиновое варенье и ей было все равно, больно ли малине, когда ее варят…

      Кити тронула доктора Вайса за рукав.

      – Что это с ней?

      Доктор нервно дернул плечами.

      – Бывает… Последствие отравления. Еле вытащили ее с того света.

      И он быстрой походкой пошел вглубь коридора.

      Кити долго смотрела доктору в спину.

      ***

      … Георг открыл дверь. Николь засмеялась.

      – Мы у тебя? Или все еще у меня? Это мой стиль? Или твой стиль? Есть на полу, сидеть на полу, спать на полу. Все на полу.

      Георг делает гротескный реверанс.

      – Это наш стиль. Прошу вас, проходите в мое жилище. Пожалуйста,