От желания уйти до желания остаться. Эмма Нуэр

какие пожелания будут у вашей гостьи на счет меню. Будьте так добры, объясните ему сами, почему ей не нужно накрывать стол в обеденном зале или в саду.

      – Паоло, мой дорогой Паоло… – подошел к нему сзади Георгий и похлопал по плечу. – Подумай сам, как не волновать прислугу по поводу Анны. В конце концов, это – твоя работа.

      Видя нездоровый вид старика, он озадаченно сел рядом с ним за столом и скрестил руки в замок:

      – Я вижу тебя что-то тревожит. Расскажи мне?

      Батлер вновь рухнул на стул и схватился за голову.

      – Я все жду, синьор… Все жду, когда вы одумаетесь… Почему же вы до сих пор не одумались?

      Слова невпопад срывались с его губ и бились о глухой деревянный спил. Он был жалок: язык отказывался плести паутину из связных предложений. Весь в саже и угольной пыли, он с киркой в немощных руках пытался пробить многокилометровые горные недра безумия своего хозяина; он знал, он был уверен – в них сокрыты прекрасные алмазы, чистые и драгоценные.

      – Как же вы можете оставаться таким спокойным, таким равнодушным?! – прикрикнул батлер, не выдержав молчания и безучастия к своим обращениям.

      Георгий фыркнул, отодвинулся со стулом назад и прогулочным шагом направился к другому концу обеденного зала. Попытки старика достучаться до него были тщетными. Он вновь закрыл лицо ладонями.

      Его хозяин между тем молчаливо брел к своему самому любимого глиняно-медному фортепиано, стоящему рядом с высоким и грубым винным шкафом. Редкостная вещица. Раритет. Достался ему на черном аукционе за баснословные деньги – местами поцарапан, но при том отполирован им лично до дыр.

      Сквозь пальцы Паоло с ужасом наблюдал, как его синьор погладил инструмент, словно пушистое домашнее животное, уселся на стул и принял подготовительную позицию перед игрой: локти Георгия расслаблено опустились, позвоночник и макушка головы вытянулись к потолку, грудная клетка раздулась и замерла. Ресницы коснулись лиловой кожи под глазами.

      Он трепетно прощупал белые клавиши, точно боялся обжечься, и разыгрался легкой пяти нотной мелодией. Голова покачивалась в унисон с переливами и только изредка поглядывала вниз на нотную тетрадь. Звуковые волны подхватывали на лету все тяготящие суждения и уносили их назад в плен безмолвия.

      Лишь одного воспоминания о ней достаточно, чтобы обезумить. Лишь один ее силуэт на задворках памяти – и срочна нужна сигарета или дефибриллятор. Опять!

      Георгий грянул всеми перстами слева и справа ударом мастера. Стаккато! Пальцы в бешеном ритме двинулись с разных краев клавишного ряда навстречу друг другу, изливаясь отголосками грома и нежных свирелей. Невыносимо.

      Батлер поднял голову и застыл. Он был поражен.

      – Шопен – этюд опус 25 номер 11. – произнес он нечаянно вслух и, не веря ушам, побрел на другой конец зала к источнику звуков. – Идеально.

      Георгий играл безошибочно и четко. На эмоциональном пике композиции он с акцентом ударил по клавишам и задержал руки в воздухе.

      – Тебе