Детектив из Мойдодыра. Том 3. Григорий Лерин

с хорошей машиной, а не развалюхой, который по вечерам и по выходным сидел бы дома…

      Я лежу и смотрю на ее поникшую спину, на двигающиеся над раковиной плечи и руки, и уже ничего не понимаю, и мне очень хочется сказать ей: «Перестань, Супруга! Перестань гоняться за всеми мыслями сразу! Постарайся поймать одну – например, вон ту, теплую мысль про детеныша и додумай ее до конца! И пойми, наконец, что мысли, как и запахи, не исчезают бесследно – они впитываются в пол и потолок, в стены и мебель и остаются в нашем доме. А плохие мысли, словно вредные маленькие насекомые, забиваются под шерсть и пьют твою кровь, и заставляют тебя все время чесаться».

      А Супруга стоит, склонившись над раковиной, трет все ту же тарелку и роняет в нее слезы. Ее мысли все быстрее и быстрее разбегаются в разные стороны, и она никак не может их собрать. И оттого, что она такая глупая и несуразная, и от несуразности своей несчастная, я тоже начинаю тихонько поскуливать. Тогда Супруга бросает тарелку в раковину, подходит к холодильнику, достает из него неполезную, но очень вкусную сосиску, садится на корточки, крошит сосиску на пол мокрыми пальцами и громко плачет, приговаривая:

      – А ты-то чего разнылась? Дура ты, дура…

      Вот, и пойми ее после этого! У меня-то, как раз, все мысли на своих местах. И если мне очень хочется вкусную сосиску или кусок холодной котлеты, я прихожу на кухню и смотрю, как Супруга моет посуду, и негромко ее жалею. Не только из-за котлеты – когда она плачет, мне ее, действительно, жалко…

      ***

      Ромка быстро идет по улице нервными широкими шагами. Я, как обычно, семеню на полкорпуса впереди слева. Не потому, что нас так выдрессировали, а потому, что так удобно. Я прикрываю его слева, вижу, что впереди, и слышу, что сзади, и если понадобится развернуться и отразить нападение врага, у меня на это уйдет не больше, чем полсекунды. Справа – свободная Ромкина рука, готовая выхватить пистолет, да и сама по себе человеческая рука, если правильно ее использовать – мощное оружие, ничуть не хуже клыков.

      Я – сильная и умная. Даже люди это замечают. И еще мне очень стыдно. Хотя никто, кроме Ромки, не видел, как каких-то пять минут назад, поджав хвост и согнув передние ноги так, что брюхо касалось пола, я проползла мимо открытого окна в подъезде.

      Я прислушиваюсь к Ромкиному дыханию, поворачиваю голову и виновато заглядываю ему в глаза. Я – не трусиха, Ромка, ты же знаешь. Может быть, когда мы будем возвращаться, я соберусь с духом и пройду мимо этого проклятого окна… Нет, лучше не сегодня… В следующий раз…

      Я тогда была еще совсем маленькой. Месяца четыре, не больше. Тихим летним вечером мы с Ромкой водили гулять Супругу. Ромка с Супругой неспешно прогуливались по асфальтовым дорожкам, я лохматым клубком путалась у них под ногами, усиленно изображая взрослую служебную собаку. Все шло хорошо, и даже у Супруги было хорошее настроение. Ее веселило, когда я тявкала на больших собак, и я тявкала, потому что Супругу это веселило.

      У подъезда мы встретили Соседа.