Взрослые игры эгоистов. Евгения Солодовникова

работы над сценарием Женя сделала фильм-интервью с Андреем Вознесенским. Он был бы уместен, видимо, в канве полнометражного фильма. Они спокойно разговаривали на улице в одном из старых московских переулков. Вдруг перед ней падает ниц пожилая женщина и слезно умоляет помочь в квартирных делах…до чего же наивен и непосредственнен наш народ… Повезло же Андрею, что его никто не заметил, когда он в спортивном костюме зашел к Жене и ее мужу домой.

      Говорили на разные темы, но почему-то во время съемки она физически должна была исчезнуть из поля зрения… Со стороны странно, но пришлось прятаться за непонятными ящиками, и заумничать из-за угла.

      – В поэме о Шар-пее, Вы мыслите только образами, как и полагается в век компьютеров, когда уже нет таких страстей. Если бы Вы писали либретто рок-оперы сейчас, то внесли бы изменения?

      – Не знаю, тогда мне писалось так. А сейчас, может быть, я не стал бы так писать вообще. Цензура нас не пропускала. Я жил в Сан-Франциско. Только появились наркотики… Та романтика обернулась сейчас страшными вещами.

      – …а как изменился язык!

      – Язык – серьезная вещь, изменения в нем – это изменения в жизни. Стихи – единственное, что точно остается. Это коротко. Это код. «Как вы считаете, кто из «счастливчиков» более шар-пей?… …Шар-пей вопросы съел. Шар-пей миллионер. Почти олигарх». Может быть, будет пробиваться, как импровизация, знак кода: «тьма-тьма-тьмать-мать-…» (Е.С. – Жизнь выходит из тьмы и уходит в тьму…) Дальше люди будут импровизировать сами, но визуально и одновременно. Мы уходим в слово, а это бессмертие. «Сын балалаек и би-лайна, пытаясь превратиться в лай, повторит: «Лайла-лайла-лайла». Чарует нас собачий лай». И не важно, кто является посредником – пергамент, книга или интернет.

      – Кстати, как Вы относитесь к интернету? Наверняка недолюбливаете…

      – Нет, почему же. Я сделал несколько поэм для интернета. Есть чат. В 20-х годах Маяковский и футуристы брали у Хлебникова самолет или паровоз и приручали его, делали фактом поэзии. Думаю, интернет тоже надо сделать фактом поэзии, посмотрим…

      – Поэзия и политика вышагивают параллельно?

      – Сейчас нет темы «Поэт и царь», начавшейся с Пушкина («Пушкин!» – окликнул своего тибетца из-за океана Василий Павлович. Рыжий Пушкин, виляя хвостом, вылез из-под дивана», и закрытой Пастернаком («От Пастернака и до Овидия поэт и собака – любовь в чистом виде»), а всех волнует, что думает власть о литературе – это хорошо. Я думаю, в историческом плане на моей судьбе случайно поставлена точка в отношениях поэта и власти. После этого поэзия и политика пошли параллельными курсами. Хрущев своим ором поставил последнюю точку. Всё это было страшно, но я тогда оставался самим собой, а сейчас тем более. Я положил начало процессу, поломав кости на этом. «Проносись накачанным обликом, одинокий, словно монарх, из морщин, родившийся Облаком в кожаных штанах. Хвост поднят торчком над жизнью копеечной, «на большой», улетай, о’кей. Одновременно шар и пейджер – шар-пей. Номер пейджера скрыт от людей».

      – Появилась благодатная почва для всякого рода