Детектив из Мойдодыра. Том 1. Григорий Лерин

– мертвый продукт, а как остынет и постоит – вообще, яд, – поспешно объяснил Пояс.

      – Какую еще книжку?

      – Да я не помню. Как триста лет прожить, Андреева.

      Шеф подозрительно заглянул в чашку.

      – Хорошо, что не Малахова… А кто здесь собирается триста лет прожить?

      Вопрос остался без ответа. Что характерно, промолчал не только я.

      Кажется, ни шпарить, ни колоть меня не собирались. Я немного воодушевился, насколько позволяли явные признаки сотрясения мозга. Сверчок же начал раздражаться. Он мог не есть, не пить, не курить сутками, и голова у него не болела.

      – Пора бы и мной заняться.

      Шеф посмотрел на меня с отвращением.

      – Пора. Дайте ему вытереться. Да не полотенце! Платок, да, и намочи его, Чарик!

      Чарик принес мокрый платок и протянул его Шефу. Шеф протянул мне. Иерархия.

      – Мне что, ногой взять?

      – Отстегни его, Пояс!

      Пояс снял один наручник, подумал и пристегнул его к ножке стула. Я с трудом вынул руки из-за спины, расправил плечи. Руки и плечи сразу стали болеть. Я взял платок и осторожно провел по левой стороне лица. Платок закраснел, бровь защипало. Стало болеть все.

      Пока я оттирался, Шеф пил чай, остальные молчали. Видимо, Шеф должен сказать или сделать что-то очень мудрое, после чего я сразу расколюсь, что это я украл Ленку из собственного офиса, и покажу на карте области место, где ее закопал.

      Наконец, Шеф закончил и передал чашку Стасу. Сом пододвинул ему стул. Шеф сел и обратился ко мне:

      – В общем, так, парень. Ты вляпался в дерьмовое дело. Вляпался по уши и уже начал нести за это ответственность, хотя и дело это не твое, ты просто копеечный исполнитель. С этим все ясно, и убивать тебя никто не собирается.

      Он помолчал немного и, не дождавшись благодарности, продолжил:

      – Ты можешь еще поприкидываться крутым, но это глупо. Ты все равно скажешь. К тому же, я ее найду и без тебя, но через тебя – быстрее, а я – очень занятый человек. Как видишь, разница лишь во времени и в том, скажешь ли ты это здоровым или переломанным на мелкие части. Ну, как?

      Боль утихла, и я осторожно пытался соображать. Куда-то Клин меня подставил, с этим все ясно. Но то, что связано с Ленкой, я решительно не понимал. Просто «отойдите непосвященные». И еще одно я понял наверняка: правда не прокатит. За правду будут бить.

      Что говорить, что делать, я не знал.

      – Зачем она вам? – спросил я.

      – Ну, наглец! – рявкнул Шеф, но подумал и тоже решил врать напропалую.

      – Допустим, я – папа.

      Нет, такое тоже не прокатит, любезный. Не может быть у мышки папа – лев. Его ложь немного воодушевила меня, и я продолжил тянуть время.

      – Ну, и как там, в Ватикане?

      – Дай ему, Пояс! – взревел Шеф. – Разбей ему башку и размажь по стене его дурацкие мозги!

      Пояс схватил меня за горло и дернул вверх. Меня снова перекосило болью.

      – Подожди, Пояс.

      Шеф вспомнил все-таки обещание, данное старому другу, и сыграл отбой. Он засопел, успокаиваясь, полез в карман и вынул бумажник. Ну, что ж, за десять тысяч долларов я сознаюсь.

      – Смотри сюда,