Океан. Черные крылья печали. Филип Жисе

и "Она как будто решила со мной расстаться" вороньей стаей принялись носиться из одного закутка сознания в другой, сосредоточив на себе все внимание Леопольдо.

      – Я не говорила тебе, – начала Ангелика, сверля взглядом темный экран телевизора напротив, – не хотела тебя расстраивать раньше времени, – но о своем увольнении я знала давно. Не знаю, правда это или нет, но поговаривают, что лично к моему увольнению приложила руку синьора Витале, – Ангелика посмотрела на Леопольдо и положила палец на его губы, заметив, что тот порывается что-то сказать, по всей видимости, что-то в защиту матери, – дай мне договорить, пожалуйста… Но если это и так, то я совершенно не в обиде на твою мать. Я верю в то, что, что ни происходит, все к лучшему… Помнишь, как-то я тебе говорила о том, что раньше думала о возвращении в Милан и… – девушка не договорила, так как Леопольдо вскочил на ноги и принялся ходить по комнате.

      – Я так и знал! Так и знал! – кричал он, то и дело стреляя в Ангелику глазами, которые в эти мгновения ничего не выражали кроме злости вперемешку с болью и страхом быть брошенным. – Ты решила уехать на Север! Мать была права – ты карьеристка! Только о себе думаешь! А мне как быть?! Обо мне, конечно же, ты не подумала! Ты решила растоптать нашу любовь и все ради чего?! Ради карьеры?!

      Леопольдо ходил по зале, размахивая руками и пыхтя то ли от страха, то ли от негодования. Сейчас он был похож на обиженного маленького мальчика, у которого забрали любимую игрушку, обещали вернуть, но так и не вернули.

      – Cretino! Stupido![39] – повторял Леопольдо, наяривая круги по комнате. – Влюбился как мальчишка… Только о себе думаешь. Только о себе.

      Ангелика опустила голову, свела руки на коленях и молчала, ожидая, когда Леопольдо успокоится. Видя, что тот и не думает утихомириваться, девушка подняла голову, посмотрела на Леопольдо и тихим, но твердым голосом произнесла:

      – Леопольдо, не веди себя как ребенок. Успокойся, иди, сядь возле меня и дай мне договорить, иначе ты можешь сказать такое, о чем потом будешь сожалеть до конца жизни.

      Леопольдо остановился, руки опустились, несказанные слова застряли в горле. Ангелике не надо было быть экспертом в психологии, чтобы понять, что Леопольдо сейчас больше напуган, чем раздражен: даже невооруженным взглядом было заметно, как трусятся его руки, глаза превратились в маленькие блюдечки, зубы покусывали губы. Таким Ангелика Леопольдо раньше никогда не видела, но и слова, которые собиралась сказать ему в эти мгновения, также раньше никогда не говорила. Девушке стало жалко Леопольдо, ей захотелось обнять его, успокоить, прижать к груди, словно маленькое, напуганное громом и молнией дитя, но понимала, что лучше этого не делать, дабы не ввести Леопольдо в еще более жалкое состояние.

      Леопольдо был у Ангелики далеко не первым парнем, поэтому такая реакция Леопольдо была для нее знакома. Не раз и не два девушка видела на лицах бывших парней точно такое же как у Леопольдо выражение лица, в частности на лицах

39

Идиот! Дурак! (ит.)