Русалку за хвост не удержать. Наталья Александрова

тоже милый, – дама слегка шлепнула Леню по руке. – Но я уже не стесняюсь своего возраста. Однако что же это я держу вас в прихожей! Пойдемте, мой друг!

      Они прошли в большую светлую комнату.

      В этой комнате царил черный рояль, на крышке которого стоял букет начинающих вянуть роз в голубой фарфоровой вазе и фотография юной красотки в серебряной рамке.

      – Вот это – я! – провозгласила хозяйка, показав на фотографию. – Трудно поверить, не правда ли?

      – Что вы! – галантно возразил Леня. – Вы совершенно не изменились! Ну, почти не изменились…

      – Лгунишка! – дама довольно засмеялась. – Не хотите ли выпить рюмочку коньяку? У меня есть очень хороший коньяк, его привез из Франции Владимир Семенович. Тоже был милый молодой человек! Жаль, рано умер – в восьмидесятом году… Ну, вы конечно знаете…

      – Неужели… – Леня захлопал глазами, хотел переспросить, но постеснялся. А хозяйка уже наливала коньяк из темной запыленной бутылки в две крошечные рюмочки зеленого стекла.

      – Будем здоровы! – проговорила она, подняв свою рюмку. – Впрочем, в ваши годы о здоровье еще не задумываются.

      Леня выпил коньяк (он оказался неожиданно хорош) и еще раз, более внимательно, оглядел комнату.

      Мебель в ней была антикварная – два массивных кресла со звериными лапами, круглый столик на резной ножке, стеклянная горка с фарфоровыми безделушками, диван с прямой деревянной спинкой. По стенам были развешаны пожелтевшие афиши, фотографии в деревянных рамках, несколько картин.

      Одна из этих картин представляла собой женский портрет. Изображенная на нем красавица в зеленоватом шелковом платье сидела на открытой веранде, залитой утренним солнцем. В ее лице было несомненное сходство с фотографией на рояле.

      – Да, это мой портрет работы Андрея Николаевича! – произнесла Саломея Леонардовна с гордостью, проследив за Лениным взглядом. – Он ухаживал за мной, но я отдала предпочтение Виктору Романовичу… Это мой первый муж.

      Леня хотел было спросить, кто такой Андрей Николаевич, но постеснялся показать свою неосведомленность. Ему показалось, что написанные в похожей манере портреты он видел в Русском музее, а может быть, даже в Эрмитаже…

      – Ах, какое было дивное время! – проговорила пожилая дама, поднявшись и облокотясь на рояль. Поправив волосы кокетливым жестом, она пропела:

      – Целую ночь соловей нам насвистывал…

      Оборвав романс, подошла к стене и показала на фотографии:

      – Вот здесь я с Михаилом Афанасьевичем… а здесь – с Константином Сергеевичем… а здесь – с Рубеном Николаевичем…

      У Лени слегка закружилась голова – то ли от коньяка, то ли от удивления. Впрочем, от такой капли коньяка это маловероятно… Допустим, Михаил Афанасьевич – это Булгаков, Константин Сергеевич – Станиславский… однако! Да быть не может! А кто такой Рубен Николаевич? Лица на фотографиях были мелкие и все какие-то похожие – прилично одетые мужчины, завитые женщины, кажется, это называлось перманент…

      – Да,