Песчаный колокол. Александр Райн

быстро вышли прочь.

      Герман не сводил взгляда с маленьких стеклянных часов. Подумать только, вся его жизнь умещалась в обычном кармане. Песок в часах сыпался медленно. Тонкой, практически невидимой, струйкой. Чтобы рассчитать количество лет, потребовалось бы немало времени, но, судя по наполненности стеклянного сосуда, у Германа была примерно половина от общего количества. От осознания этого он протяжно выдохнул. Хватка на горле ослабла.

      – Что Вам? Снова голубя слепить? – обиженно произнёс Герман, чувствуя вину гостя в том, что произошло с учениками.

      – Нет. На этот раз я к Вам с деловым предложением.

      Герман попытался скопировать безразличное выражение Смерти, но у него это выходило слишком наигранно.

      – Видите ли, Вы – не единственный мастер, к которому я обращался. На протяжении всего времени сотни людей помогали мне сохранять баланс между жизнью и смертью. Последний скульптор, с кем я работал, умер буквально вчера. Он прожил достойную и светлую жизнь. Я был безгранично щедр с ним и, благодаря нашей сделке, этот человек занимался исключительно любимым делом и ни в чём никогда не нуждался. Он творил. Творил не просто сложные и красивые фигуры – он творил саму жизнь. Вы понимаете, о чём я. Вы сами попробовали сделать то же самое.

      Герман слушал очень внимательно. Каждое слово его гипнотизировало и рисовало в голове различные картины и пути, куда этот разговор мог привести.

      – Мне нужен новый мастер. Вы подходите идеально, – наконец подошел к сути тот, кого люди именовали «старуха с косой».

      – Я? Лепить тела для воскрешения?

      – Именно так. Машина жизни не идеальна и часто случаются всякие конфузы, за которые я в ответе. Но я – не скульптор. Я – не создатель и не имею права уродовать ту оболочку, что была дана существам Богом.

      – То есть, Бог существует?!

      – Этого я, к сожалению, точно сказать не могу. Мои знания и возможности небезграничны. У меня есть лишь мои обязанности и я строго выполняю их. Таковы были условия моего появления на свет. Вас, правда, всё это не касается.

      Герман задумался. Мир за окном медленно терял яркость и цвета, погружаясь в ночь. Он взглянул на часы собственной жизни и явственно ощутил, что она тоже идёт к неминуемому закату, который гораздо ближе, чем иногда кажется. Вот он, прямо перед ним, его собственный секундомер. Это было гадко – вот так вот ставить перед ним часы, но дело сделано, и теперь Герман лишний раз убедился, что он смертен. Или нет?

      – Какой смысл в богатстве, если нельзя жить вечно?

      – Разве мало прожить то, что отведено, занимаясь исключительно любимым делом и получая за это хорошие деньги? Никаких больше мастер-классов, никаких привередливых клиентов – только Вы и Ваши скульптуры, которые оценит само мироздание.

      – Это очень здорово. Уверен, что такая жизнь прекрасна, но она закончится рано или поздно, а, если верить Вашим часам, то, скорее, рано, – он боялся глядеть на струящийся песок, но, сделав над собой усилие, снова стрельнул глазами туда, где медленно заканчивалась его жизнь.

      – Но