Власть мертвых. Ольга Погодина-Кузьмина

Мне-то нечего терять, а вот ваш Виталик…

      – У вас правда что-то было?

      Игорь оттолкнул лезущий в лицо белый, словно парафиновый кулак.

      – Спросите у него.

      Илья Ефимович подумал с полминуты.

      – Ладно, можешь катиться на все четыре стороны. Но учти – если попадешься, мою семью не впутывай. Мы тебя не знаем. Коваль, может, различал, а для меня вы все на одно лицо… И про Витальку лучше забудь, что ты с ним вообще знаком.

      Илья Ефимович сунул планшетник под пиджак, еще раз оглядел комнату и вышел вместе с водителем.

      Игорь хотел крикнуть им вслед что-нибудь обидное – про Виталика, про его мамашу, которой нужно разводить не лошадей, а коров, таких же, как она сама, – но сдержал этот порыв. Он понимал, что злить Чистякова опасно и глупо и что нужно убираться из города как можно скорее. Побросав вещи в рюкзак, он вернул сонному портье ключ от номера и отправился на автовокзал.

      Vita Nova

      – Вот-с, – указал он кругом, – живу Зосимой. Трезвость, уединение и нищета – обет древних рыцарей.

      – Вы полагаете, что древние рыцари давали такие обеты?

Федор Достоевский

      Когда явилась уверенность, что приговор не грозит реальным сроком, Фридман начал бодро фантазировать на тему встречи Георгия Максимовича с волей. Адвокат советовал отметить это событие непременно в бане, с девочками и рекой спиртного, в кругу преданных друзей. Георгий нехотя отшучивался, но баня и прочие соблазны вольной жизни все чаще беспокоили его ночами. Он чувствовал, что вновь слишком близко подошел к пределу, за чертой которого человек перестает быть самим собой, превращаясь в амебу со сломанным внутренним хребтом.

      Поначалу тюрьма словно взялась опровергнуть весь опыт его предыдущей жизни. Но, пережив первое потрясение ареста, пройдя через отчаяние, панику, сквозь липкий, изнурительный, комком сжимающий мошонку страх, он вдруг обнаружил в себе огромный запас сопротивления. Привычка довольно скоро укрыла налетом обыденности вещи, которые поначалу представлялись невозможной дикостью, внушали брезгливость и бессильный протест. Поддержали близкие – Казимир, Эрнест, Максим и Саша Марков, который тоже был заключен под стражу, но смог выйти под подписку около полугода назад. Связи с привычным человеческим миром, с волей, внушали спасительные надежды и затуманивали оптику реальности.

      Примиряло с действительностью и то, что в заключении, как и на свободе, большинство экзистенциальных вопросов решалось при помощи денег. Здесь даже весомее статус человека определялся финансовым благополучием, и тот, кто мог похвастать излишками продуктов в передачах, запасами чая, сигарет, средств на личном счете и скомканных бумажек в потайных местах, мог рассчитывать хотя бы на видимость уважения.

      Благодаря помощи друзей и расставанию со значительными суммами Георгий избежал тех душевных и физических травм, которые объективно угрожали ему в противном случае, и даже смог сносно организовать свой быт. Его довольно быстро перевели в «белую» камеру на «белом» этаже, где пришлось уживаться всего с пятеркой соседей, ожидавших