Белое на черном. Рубен Давид Гонсалес Гальего

жить на дачу.

      По дороге из университета Катя покупает пельмени. Она варит всю пачку сразу. Я знаю, что такое пельмени. Нам давали их в детдоме по четыре штуки на брата.

      – По сколько будем есть? – спрашиваю я Катю.

      Она странно смотрит на меня.

      – Вы их что, считали?

      Она накладывает нам пельмени. Катя съедает тарелку пельменей, я не могу осилить больше шести штук. Я понимаю, что в этом странном, неказенном мире пельмени не считают.

      – Воду из-под пельменей не выливай, – деловито советую я Кате. – Из нее можно суп сварить.

      Через несколько дней в гостях у родителей Катя ест пельмени. Ее мама берет со стола кастрюлю с пельменным бульоном и хочет выйти из кухни.

      – Мама, воду не выливай, из нее можно суп сварить, – машинально говорит Катя.

      На следующий день, когда Катя уходит на занятия в университет, ее мама тихонечко подходит к нашему жилищу и кладет под двери сырую курицу. Лед сломан.

* * *

      Когда Катя уходит на работу, я остаюсь один на один с очаровательнейшей из женщин. Мы живем в одной квартире с ее бабушкой.

      Она заходит в мою комнату, садится напротив:

      – Ну, че, когда сдохнешь?

      – Что вы, – отвечаю я. – Когда надо, тогда и сдохну. Вы вот тоже уже не молоденькая. Или вы вечно жить собираетесь?

      – И зачем ты такой нужен, без рук, без ног? Гвоздя вбить не можешь.

      – У вас химический карандаш есть?

      – Есть.

      – Вы пройдитесь по квартире и везде, где вам гвозди нужны, поставьте точки. Поверьте, гвозди будут вбиты.

      Так в задушевных беседах мы коротаем время. Бабушка рассказывает мне о своей молодости, о родственниках. Из ее рассказов выходит, что вся ее родня – подлецы и мерзавцы.

      Через некоторое время она идет на кухню, гремит посудой. Приходит.

      – Рубен. Я тут борща сварила. Жрать будешь или боишься, что отравлю?

      – Давайте борщ, а отравиться я не боюсь, и не такое ел.

      Она приносит мне борщ. Борщ очень вкусный. На дне тарелки – большой кусок утиного мяса.

* * *

      Когда Алла была беременной, мы жили совсем плохо. Алла ела хлеб с перетопленным жиром. Я жир есть не мог, ел хлеб с подсолнечным маслом. (В детдоме хлеб, политый подсолнечным маслом, посыпанный солью, считался лакомством). В тот год у меня впервые в жизни заболел желудок. Еще мы варили гороховый суп. Суп Алла не ест, я ел его один. Мне было в сто раз легче, чем ей, я мог есть суп и не был беременным. Когда родилась Майя, Алла решила выкармливать ее грудью. Естественное кормление очень полезно. Но Майя плохо ела. Молоко у Аллы было зеленоватого цвета. И какашки у Майи были с зеленью. Все это время Алла питалась одной картошкой. Алла – здоровый человек, ей нужно во много раз больше еды, чем мне. То, что она может съесть за раз, я съем за день. Мы решили, что перевести Майю на искусственное питание будет дешевле, чем обеспечить нормальное питание Алле.

* * *

      Пришел знакомый.

      – Как живешь?

      – Нормально.

      – Что ешь?

      – Гороховый