Избранный. Печать тайны. Бездна Миров. Валерий Атамашкин

на поросенка. Эти самые глаза были, пожалуй единственным в обличье старика, до чего не успело добраться время. И что самое удивительное – старик не был гномом, о чем можно было бы подумать, увидев его впервые, а был, самым что ни на есть, обычным хумансом, коих последнее время развелось – пруд пруди. Поэтому, каждое утро он брился нарочито тщательно, дабы показать, что не имеет даже намека на бороду.

      Поправив деловой костюм, толстяк скользнул взглядом по часам. Надо заметить часам дорогим, тех, где корпус был выполнен из чистого золота, а стрелки, как поговаривали, делали из метеорита, что требовало особой точности и мастерства при изготовлении. Естественно, что всякий раз, когда его спрашивали о происхождении наручных часов, мужчина предпочитал отмалчиваться, но всем было понятно без слов, что часы на руках толстяка вышли из самой настоящей гномьей мастерской.

      – Вот и еще один день долой, а как вас осталось мало, – запричитал он и вздохнул полной грудью.

      Ловким движением руки старик зажег огниво, запыхтел трубкой и с наслаждением втянул ароматный дымок, тут же протяжно закашлявшись. Свободная рука нащупала на столе кружку успевшего остыть чая. Старик отпил, отрыгнул и довольно причмокнул. Сложный денек выдался, ничего не скажешь, давненько таких дней не выпадало. Давненько-давнеханько, как говорил его покойный отец. Заявлений непочатый край, а мест нема. Тут тебе и взятку пытаются совать, дабы сорванца какого получше пристроить. А ты что? Ты то и ничего – мест фигушки. Остается воротить нос и разводить руками. Мол денег ваших мне не надо, мы как никак организация серьезная, государственная, да, не ахти какая, а с собственной печатью для заверения, в префектуре полученной. Он присвистнул от собственной важности. Впрочем, работа была, есть и будет, хотя прием детишек был закончен еще вчера. Он самодовольно фыркнул. Будет перебор, но всем все равно не угодишь. Так что, остальным придется подождать до следующего года. Не зря весь сегодняшний день он полностью посвятил всяческим рабочим моментам, проработав с полсотни отказов, транзитов и переводов.

      – А там еще целая кипа таких бумаг, – он натужно застонал, жалея самого себя.

      Ужасно не хотелось работать, а времени до пяти осталось совсем чуть-чуть. Каких-то пятнадцать минут. Конечно с хвостиком, но совсем с небольшим… В конце концов двадцать три минуты не полчаса. Старик устало отмахнулся. Руки потянулись к бумагам, и вся куча оказалась в ящике стола с короткой надписью «Работа». Где-то не хватало печати, где-то подписи, а где-то и полновесного мотивированного объяснения в письменной форме о причине отказа, заверенной той самой печатью, которой так гордился старик.

      – Надо бы не забыть про Хопса и Энорье, – вдруг припомнив, сказал он вслух.

            Старик отложил два дела в сторону и вытащил из кармана ручку.

      – Хопса мы поместим… – он задумался. – На флот, а Энорье пойдет…

      Старик посмотрел на лист, где в аккуратно очерченной рамочке хранились названия учебных заведений.

      – У механиков перебор,