Непридуманные истории (сборник). священник Николай Агафонов

Миша, валидол, я его всегда с собой ношу, на, положи под язык.

      Митрополит молча лежал на сене, устремив взгляд, затуманенный слезой, в бездонное синее небо, по которому бежали редкие пушистые белые облачка. Он вдруг вспомнил, как в далеком детстве любил лежать на траве и наблюдать движение облаков, представляя, что на этих облаках живут ангелы и святые. Как много прошло с тех пор лет! И он поймал себя на мысли, что ни разу с того времени не смотрел вот так на небо, как-то было не до того. А теперь он понял: надо было чаще смотреть на небо. Вся жизнь в какой-то постоянной суете. Вот она прошла, эта жизнь, а он и не заметил.

      – Ваня, ты заметил, как жизнь прошла?

      – О чем ты говоришь, почему прошла, что за пессимизм, ты всегда оптимистом был.

      – Да я не о том, Ваня.

      – А о чем? Ну как, тебе получше?

      Палладий не сводил тревожного взгляда с лица своего друга, на щеке которого застыла слеза.

      – Я всегда боялся умереть без покаяния, – сказал митрополит, – хорошо, что ты здесь, прими мою исповедь и разреши меня от греха моего.

      – У меня епитрахили с собой нет, – растерялся Палладий.

      – Эх, Ваня, на старости лет ты совсем в детство впал, дружище. Для чего же тебе дана благодать такого высокого сана, или забыл уроки по литургике профессора Георгиевского? Да любую веревку или полотенце благослови, на шею надень – вот тебе и епитрахиль.

      – Да где же я веревку возьму, – оправдывался архиепископ.

      Митрополит стащил поясок со своего подрясника.

      – Вот тебе епитрахиль, извини, что омофора нет, – не удержался, чтобы не съязвить, он. Видя растерянность друга, закричал: – Господи, тебе еще святую воду принести? Так я его своими слезами окроплю, – и, утерев пояском глаза, накинул его на шею Палладия.

      Архиепископ стал произносить молитвы, а митрополит повторял их вслед за ним, глядя в небо и часто осеняя себя широким крестным знамением.

      Так, глядя в небо, он и заговорил, как будто сам для себя:

      – Кроме многочисленных моих грехов, в которых я исповедуюсь регулярно перед своим духовником, есть один грех, который меня тяготит уже много лет. Одним словом можно его назвать: малодушие и предательство друга. Когда рукоположили меня во епископы, приехал в Москву Николай Терентьев. Приехал за помощью и поддержкой. Его тогда уполномоченный регистрации лишил, и он приехал ко мне, чтобы я посодействовал ему устроиться на приходское служение. Я увидел его во время всенощной в патриаршем соборе. Он подошел ко мне под елеопомазание в старом плаще, в сапогах, весь мокрый от дождя, и вид его был какой-то жалкий. Я его даже сразу не узнал. А как узнал, обрадовался, говорю: «Николай, ты ли это, каким ветром?» Он отвечает: «Надо, владыко, встретиться, поговорить. Я сейчас без места, может, чем поможешь?» Я говорю: «Конечно, какой разговор между друзьями?! Сегодня, – говорю, – не могу – ужин в нидерландском посольстве, – а завтра приходи к четырнадцати часам в ОВЦС». На следующий день жду его у себя в кабинете, заходит ко мне архимандрит Фотий и говорит: «Там, владыко, вас дожидается священник Николай Терентьев. Так