Любить птичку-ткачика. Светлана Демидова

иметь нечто, абсолютно ему противоположное и напоминающее родительскую квартиру, где мне всегда было хорошо и спокойно. Кофе хотите?

      – Нет, мы только что его пили, – усмехнулась Мила. – И потом… вы ведь не кофе пить меня сюда пригласили, а потому… может быть, не стоит и тянуть…

      Олег посмотрел на нее без всякого удивления и спокойно спросил:

      – То есть вы хотите, чтобы все произошло без предисловий и условностей?

      – Конечно. Мы оба знаем, зачем я здесь нахожусь.

      – Но я ведь не насильно привез вас к себе?

      – Конечно, не насильно, – согласилась она, небрежно отбросила в сторону свою эксклюзивную шаль и, заведя руки за спину, начала расстегивать длинную «молнию» на узком платье.

      – Я помогу, – глухим голосом отозвался он, и Мила почувствовала на спине его руки, потом дыхание где-то возле уха, а потом шею ожег поцелуй. Она застыла и онемела, а он, расстегнув наконец «молнию», спустил платье с ее плеч. Съежившись, с легким шелестом оно упало к ногам. Мила переступила через смятый черный шелк и обернулась. Он смотрел на нее с обожанием. Или с вожделением? Она скоро это узнает…

      От длительного поцелуя у Милы закружилась голова. Что же он с ней делает? Зачем же он так… Алик делал это совсем по-другому… Мила не любила, когда он целовал ее в губы. А сейчас ей не хотелось, чтобы Олег отрывал от ее губ свои. Да что же это такое? Он колдун… Хитрый и коварный… Он знает, как соблазнять женщин, чтобы потом отнять у них душу и заодно… салон авторской ткани… Но Мила не так проста, как ему кажется… Она будет сопротивляться… Да… будет… потом… как-нибудь… В конце концов, салон пока еще остается в ее собственности, а его руки так горячи… А губы… Что же делают его губы? Разве мужчины целуют женщин… туда… Это же неприлично… Зачем же она позволяет ему? Гелька ужаснется, когда Мила ей расскажет, что делал с ней Олег… А, собственно, зачем ей рассказывать? Это личное Милино дело, что позволять, а что не позволять мужчине. Тем более что у нее благородная цель – не дать Романцу завладеть ее «Ивой»… А ею, Милой, он… так и быть… пока может владеть… временно, конечно…

      Странно все-таки… Раньше ей никогда не хотелось, чтобы ее телом так безраздельно владел мужчина… Она начала думать о том, что испытывает совершенно небывалые ощущения, если сравнивать их с теми, что остались у нее в памяти после тесного общения с однокурсником. Потом эта мысль затерялась где-то в глубинах Милиного мозга… Женщина не заметила, что перестала мыслить вообще. Она перестала также видеть и слышать. Она только чувствовала. Она стала бестелесной и невесомой. Она парила в красновато-золотых всполохах в напряженном ожидании чуда. И когда оно с нею случилось, когда опять пришло ощущение тела, содрогающегося в сладостных судорогах, Мила заплакала.

      – Что случилось? – встревоженно спросил тяжело дышащий Олег. – Я сделал тебе больно?

      – Нет… нет… Мне никогда не было так… Я даже не в силах выразить то, что сейчас испытала… – с трудом, сквозь рыдания, проговорила Мила и опять