Школа гетер. Елена Арсеньева

тащилось, словно ленивая буйволица, то мчалось вперед, будто глупая коза. Доркион росла и взрослела. Жизнь ее складывалась не совсем так, как виделось ей в ее безотрадных размышлениях. Она не жила скудными подачками натужного милосердия: община определила девушку зарабатывать свой хлеб, помогая пастухам. Одним из них был Агазон – отец Орестеса, старинного приятеля, а вернее, неприятеля Доркион. Имя Агазона не зря значило – хороший: он и вправду был очень добр к девушке и, когда мог, защищал ее от этого драчливого забияки – своего сына.

      – Не иначе, тебя в самом деле породили ореады – владычицы гор! – однажды в сердцах крикнула Доркион, потирая синяк, который ей поставил Орестес. – У тебя кулаки бьют крепче, чем камни, которые срываются со склонов!

      – Нет, моего сына породила моя жена и его мать! – так и закатился смехом Агазон. – Однако родился Орестес здесь, в горах, потому мы его так и называли. Кулаки у него, может, крепкие и сильные, однако разумом он явно не силен.

      – Это еще почему?! – Орестес так изумился, что даже не обиделся на отца.

      – Потому что глазами-то смотреть умеешь, а видеть ими не научился, – загадочно ответил Агазон.

      – И на что это я смотрю, не видя? – насторожился Орестес.

      Агазон ничего не ответил, только лукаво повел взглядом в сторону Доркион.

      – На эту маленькую косулю? – пренебрежительно хмыкнул Орестес. – А чего на нее смотреть? И что я могу в ней разглядеть?

      – Очень много, – усмехнулся Агазон. – И сзади, и спереди. Еще будешь бегать за этой красавицей! И тогда спохватишься, что напрасно время терял!

      – Она?! Красавица?! – Орестес недоверчиво захохотал. – Да уродливей ее только горгона!

      Он замахнулся на Доркион, но та проворно отскочила и бросилась наутек. Помчалась сквозь заросли маквиса – только ее и видели!

      Маквис – так называются высокие густые кустарники: земляничное дерево, мирт, ладанник, вереск, фисташка, маслина, розмарин, можжевельник… Просто так меж ними не продерешься: оставишь на колючках и острых ветках не только клочки одежды, но и клочья кожи, выберешься с ног до головы в крови, но Доркион знала тут каждую тропку и помнила, где пригнуться, где проползти на корточках, где перескочить путаницу ветвей, как продраться сквозь плющ, который, словно неразборчивый любовник, норовил заключить в свои объятия каждое дерево и куст… Не зря ее назвали маленькой косулей – она была быстра и проворна, словно самая настоящая дикая козочка. А потому и сейчас она легко пролетела сквозь маквис и выскочила на каменистую прибрежную гряду. Внизу, на песке, краснели цветущие кусты тамариска, но камни, на которых стояла Доркион, громоздились выше его, и тамариск не загораживал ей моря.

      Где-то здесь, может быть, на этом самом берегу, некогда погребли дерзкого Икара. Этот юноша и его отец Дедал, строитель знаменитого Лабиринта, бежали с Крита от царя Миноса, грозившего им смертью… Вернее, не бежали, а улетели на крыльях, которые сделал из перьев, скрепленных воском, искусник Дедал. Однако Икар хотел подняться как можно