С праздником, восьмая Марта!. Григорий Лерин

гад!… Вставай, профессор. Тебе, выродку, через десять часов на Марс лететь. Все, Медведи, уходим!

      Встать я не успел – подхватили, вниз снесли, в «воронок» забросили и – по газам!

      Водила у них классный оказался. Хотя светофоры у нас в городе давно не работают, до аэродрома за полчаса домчался и всего-то трех общественно-полезных регулировщиков задавил. Наши городские крапчатые, когда выезжают, больше давят. А может, специально – кто их разберет?

      Когда самолет от земли оторвался, Медведь-один валенок из меня вынул, но наручники не снял.

      – Ну, что, – говорит, – профессор, вопросы есть? Давай, задавай, пока до Москвы летим.

      – Есть, – отвечаю, отплевываясь. – А…

      Хлоп! Валенок опять у меня в глотке застрял. Так до самой белокаменной и летели. И потом из аэропорта всю дорогу молчали. Только у самых Кремлевских Ворот освободил он меня от наручников и от валенка,

      Ну, а как в Кремль въехали, тут я сомневаться перестал – понял: лечу, в натуре лечу!

      2

      На крыльце Президентской резиденции передает меня Медведь-один из рук в руки Второму Фельдмаршалу Авиации, а у самого из-под маски глаза блестят.

      – Ты чего? – удивляюсь я. – Ты чего это, крапчатый, слезу давишь? Если какая медвежья болезнь прихватила – валенок мой используй. Мне он на Марсе не понадобится.

      Он рукой отмахивается:

      – Да какая, ублюдок, болезнь! Медведям болеть не положено! Я, можно сказать, всю жизнь мечтал с таким, как ты, ученым недоноском, потолковать о космической логике. Да вот не довелось. Понимаешь, урод, служба такая! Э-эх… Разрешите идти, господин Второй Фельдмаршал?

      – Иди, солдат, отдыхай. У каждого бывают минуты слабости. Ты славно поработал сегодня, – говорит Второй Фельдмаршал и натурально под козырек берет.

      Медведь-один браво поворачивается и идет, носочек тянет. Только через десять шагов он вдруг шумно взорвался. Волны большой не погнал, но треск такой… неприятный.

      Второй Фельдмаршал Авиации вздыхает тяжело и руку мне на плечо кладет.

      – Так было надо, сынок, – давит он из желудка еле слышно, опустив голову.

      Ну, я тоже вниз смотрю, а Второй Фельдмаршал носком ботинка маску обгоревшую ковыряет. Поддел ее, наконец, и так это ловко с крыльца на газон отправил. Там еще две таких же лежало.

      Потом мне в глаза заглянул и уже твердо добавил:

      – Так положено! Пойдем, сынок, к Президенту. Только тебя и ждут.

      Ну, идем. Коридоры длиннющие, вдоль стен Третьи и Четвертые Фельдмаршалы тянутся, маршалы двери открывают и закрывают. До приемной дотопали, там в углу два штатских сидят. Один – маленький, плюгавенький, ножки сложены, ручки сложены, в кресле сжался – полосу сантиметров в десять занимает, не больше. Второй – наоборот: морда под кувалду обстругана, глаза стеклянные, рот влево и вниз перекошен, и на диване развалился, как у себя дома.

      Ну, и я сажусь. Раскованно сажусь, но без вульгарности, как свободный гражданин своей великой страны. А здороваться с этими не стал – мало ли, враги какие-нибудь смертного приговора ждут.

      Второй