Щастье. Фигль-Мигль

Они видят одно до того, как я отработаю, и другое, более приятное – после. Поэтому они и платят. У каждого есть причины бояться мертвых.

      – Это не значит, что мертвые опасны.

      Переговорить его, судя по всему, было невозможно. Я спросил, что от меня требуется теперь, когда он «посмотрел».

      – Не обижайтесь, – отозвался он неожиданно мягко. – Я верю в мёртвых, верю в Другую Сторону, готов поверить, что вы, разноглазые, умеете с ними обращаться. А во что верите вы?

      Я замялся, не понимая, чего он хочет.

      – Нет, правда, вы во что-нибудь верите?

      – Даже не знаю, – сказал я. – В последний раз подобный вопрос мне задал человек, который был готов говорить о чём угодно, лишь бы не смотреть на свой вспоротый живот.

      Старикашка фыркнул.

      – Я кажусь вам назойливым. Так и что вы ему ответили?

      – Я не успел ответить. Он умер.

      – И он вам потом являлся?

      – Почему бы это? Я его не убивал.

      – А кто его убил?

      – Его убило привидение.

      – А вы-то на что?

      – Я не успел. Меня вызвали слишком поздно. Ему нечем было платить, и он оттягивал, думал, что справится.

      – Значит, не справился?

      – Никто не может справиться сам.

      – А почему вызвали вас, а не скорую? Вы и кишки сшивать умеете?

      Я засмеялся. Он тоже хрипло закаркал, куда-то потянувшись и извлекая бутылку.

      – И правильно, – сказал я.

      За всем этим я еле успел перейти мосты до полуночи. Родной берег встретил меня полосой отчуждения, а потом – вонью, горами мусора, а потом, в виде салюта, из кустов кинули пластиковую бутылку. И первое человеческое лицо, которое я увидел, была искажённая улыбкой морда радостного.

2

      В аптеке я купил кусок лавандового мыла и кокаин. Это было утром. Утром мне всегда трудно куда-нибудь себя деть. Заняться мне нечем, а каждый, кого я намереваюсь повидать, занят или отсутствует, или сам хочет, чтобы его развлекали. Жизнь ещё не проснулась, проснулись только рефлексы. Драйва в людях не больше, чем в их кофемолках, фенах, электробритвах, машинах, станках, к которым они поедут. Это закон утренних часов.

      Но правила существуют за счёт исключений. И сегодня дома оказался Муха.

      – Ты когда-нибудь думал, как нелегко убить муху в полёте? – сказал он вместо приветствия, впустив меня и возвращаясь на кухню. Я пошёл следом.

      Я устраиваюсь под прикрытием большого нового холодильника и слежу, как Муха ожесточённо размахивает полотенцем. На пол падают: дешёвая книжонка – развеивая влажные несвежие листы, пепельница – рассыпая бессчётные окурки, корзинка – расточив луковую шелуху; летят сигареты, клочки бумаги, целлофан, хлопья жизнедеятельности.

      – Если ее не ликвидировать вечером, – шипел Муха, – утром она не даст мне спать. Проклятые мухи просыпаются раньше птиц.

      – Сейчас утро.

      – Серьёзно? Тогда позавтракаем.

      Когда он открыл дверцу холодильника, оттуда вылетела муха.

      – Ой, блядь, не могу! – взвыл он. – Апрель, блядь! Ну откуда в апреле мухи?

      – Мухи