Волки и медведи. Фигль-Мигль

три.

      – Я жадный, но добросовестный. За три дохода придётся Северный полюс открывать или что-нибудь в этом роде. Вот что… Полтора среднегодовых и помощь в получении старого долга.

      – Автовского? – Такая улыбка на его лице была равносильна громовому хохоту кого-либо другого. – Надеюсь, вы делаете это из принципа?

      – Из принципа, из принципа. Не из-за денег же.

      – Договорились. Позвать свидетелей для устного соглашения? Для них это не тайна, они всё равно идут с вами.

      – Молодого посылаете?

      – Ивана Ивановича, да.

      – И зачем там Молодой? Это что, карательная экспедиция?

      – Разведывательная, Разноглазый, разведывательная. Ивану Ивановичу необходимо… ммм… продышаться. Иван Иванович из тех, кого мирная обстановка и мелкая, украдкой, разбойничья деятельность растлевают. Он воин. Он должен двигаться, принимать решения. Помимо прочего, я поручаю ему осмотреть местность, чтобы весной он мог приступить к созданию ландмилиции.

      – Что такое ландмилиция?

      – Полувоенные земледельческие поселения на окраинах государства. С одной стороны, они защищают границы, с другой – окультуривают глушь. Эти деревни со временем превращаются в города…

      – Я слышал, что деревня не может превратиться в город. Город – это город изначально, пусть и на три улицы. У него есть душа.

      – А у деревни души нет?

      – Нет, у неё только инстинкты.

      Канцлер промаршировал к окну и уставился на панораму Невы и Смольного.

      – Вы сами Шпенглера читали или рассказал кто?

      – Господь с вами, Николай Павлович, я практически неграмотный. А ландмилиция – дело умное. Землю попашет, стволом помашет… И вы верите, что Молодого можно заставить пахать? Или хотя бы интересоваться судьбой тех, кто пашет?

      Николай Павлович отмахнулся, давая понять, что судьбой всех, кому судьба вообще положена, кто-нибудь да поинтересуется, а на Молодом свет клином не сошёлся. В этом легкомысленном жесте, столь ему несвойственном, было что-то бесконечно жестокое, куда худшее ледяных манер и замыслов. Я сунул в рот очередной птифур и следующий вопрос задал сквозь него.

      – Всё равно я не понимаю, почему нужно рваться сейчас. Почему не подождать до апреля-мая?

      – Потому что апреля-мая может не быть.

      – Вы отдаёте себе отчёт, сколько нам придётся везти с собой? Еду, вещи, дрова…

      – Оружие, – спокойно заканчивает перечисление Канцлер. – Сани уже сделаны.

      – И кого мы в них впряжём? Собак?

      – Зачем собак? Гвардейцев. Я поручаю Сергею Ивановичу набрать самых надёжных и крепких.

      – То-то они возликуют.

      – Я и сказал: «самых надёжных».

      Я вновь понадёжнее набил рот.

      – Я не понял, кто из них будет главный: Грёма или Молодой?

      – Начальником экспедиции будете вы. – Голос Канцлера был твёрдым, а взгляд – кислым. – Я не могу одного из них подчинить другому. Они, признаюсь честно, на ножах.

      – Ну-ка,