Земля туманов. Андрей Ивасенко

И всегда удивлялся этой особенности немой девушки. Она смеялась. И мир менялся. Девушка околдовывала парня. И он понять не мог, как она могла заниматься проституцией, что привело ее в такую дыру, как Южный Читтерлингс. Она была создана для иной любви, в ее глазах он часто видел выражение подавленного жизнелюбия, рвущееся из своих оков. Джек пленился ею. А когда это понял, то твердо решил: «Хватит дурью мучиться! Я кто: мужчина или баба? Слабость настоящему мужчине не нужна, иначе сразу пойдешь ко дну».

      Джек попытался обозлиться на Цирцею, посещать ее реже, но не смог, не выдержал, так как знал: она постоянно ждала его, готовая в самую темную ночь зажечь на небе звезды их любви. Факт оставался фактом: мысли о ней всплывали из подсознания все чаще и чаще, принося трепетное вожделение. Она была близко, но будто на краю света. И ответы на все вопросы-ловушки рождались сами. «Поскользнулся на песке», как говорили члены его шайки.

      Дикий Джек спал. Грудь дышала ровно. Ему снилась Цирцея. Пес ворчал в дреме. А дождь исполнял барабанное соло на отливе и дрожащих от ветра стеклах оконных рам, за которыми лежали туман и море.

* * *

      Проныра часто проводил ночи на чердаке. Смотровое окно открывало вид на бездонное небо и пустынное море, отражавшее, подобно зеркалу, каждую звезду. Он подолгу сидел в кресле, закинув руки за голову, и глядел на плывущие небесные корабли – на желтую луну, на звезды без числа, – чувствуя их далекую тайну и близость, словно те своим сиянием пытались поведать некий секрет, предназначавшийся только ему. А по утрам, с первыми лучами солнца он всматривался в горизонт, словно ища что-то.

      Голос ветра обычно звучал тихо, глухо и ровно, но этой ночью он гулко стонал, начиная распевать задорные куплеты надвигающейся бури. Его порывы крепчали с каждой секундой, а редкие звезды выныривали из-под клубящихся черно-свинцовых туч, то и дело скрывавших луну.

      Дождь клонил Проныру в сон, заставляя веки слипаться. В желудке ворочалась какая-то дурнота. А в голове теснились десятки путаных вопросов.

      – Джин будешь? – раздался голос у него за спиной. – Давай махнем по маленькой, братишка. Вчера мы урвали недурной куш. Это не то, что срезать сумочку на улице у какой-нибудь зазевавшейся дамочки.

      – Да, недурно, но нас едва не зажопили копы, – пробормотал Проныра.

      – Везуха сработала! У любого вора один ангел-хранитель – это его везение. За это, брат, и надо выпить!

      Проныра обернулся и посмотрел в угол, слабо освещенный керосиновой лампой, где его напарник Штопор ловко вскрывал лезвием перочинного ножа банку с консервированной крольчатиной в соусе кэрри. Рядом, на стопке перевернутых ящиков, стояла початая бутылка «Черного Галеона» и стаканы, а на газете лежали ломтики жареной рыбы и свежего хлеба. Рыжий кот, недавно подобранный на улице, уже хрустел рыбьими костями на полу.

      Проныра промолчал, мысленно обыгрывая дальнейшую судьбу кота, помеси перса и, наверное, старой швабры: «Рыжему долго здесь