Записки охотника. Рассказы. Пьесы. Иван Тургенев

вот ее-то она и затянет, а сама плачет, плачет, горько Богу жалится…

      – А вот Павлуша идет, – молвил Федя.

      Павел подошел к огню с полным котельчиком в руке.

      – Что, ребята, – начал он, помолчав, – неладно дело.

      – А что? – торопливо спросил Костя.

      – Я Васин голос слышал.

      Все так и вздрогнули.

      – Что ты, что ты? – пролепетал Костя.

      – Ей-богу. Только стал я к воде нагибаться, слышу вдруг зовут меня этак Васиным голоском и словно из-под воды: «Павлуша, а Павлуша!» Я слушаю; а тот опять зовет: «Павлуша, подь сюда». Я отошел. Однако воды зачерпнул.

      – Ах ты, Господи! ах ты, Господи! – проговорили мальчики, крестясь.

      – Ведь это тебя водяной звал, Павел, – прибавил Федя… – А мы только что о нем, о Васе-то, говорили.

      – Ах, это примета дурная, – с расстановкой проговорил Ильюша.

      – Ну, ничего, пущай! – произнес Павел решительно и сел опять, – своей судьбы не минуешь.

      Мальчики приутихли. Видно было, что слова Павла произвели на них глубокое впечатление. Они стали укладываться перед огнем, как бы собираясь спать.

      – Что это? – спросил вдруг Костя, приподняв голову.

      Павел прислушался.

      – Это кулички летят, посвистывают.

      – Куда ж они летят?

      – А туда, где, говорят, зимы не бывает.

      – А разве есть такая земля?

      – Есть.

      – Далеко?

      – Далеко, далеко, за теплыми морями.

      Костя вздохнул и закрыл глаза.

      Уже более трех часов протекло с тех пор, как я присоседился к мальчикам. Месяц взошел наконец; я его не тотчас заметил: так он был мал и узок. Эта безлунная ночь, казалось, была все так же великолепна, как и прежде… Но уже склонились к краю земли многие звезды, еще недавно высоко стоявшие на небе; все совершенно затихло кругом, как обыкновенно затихает все только к утру: все спало крепким, неподвижным, передрассветным сном. В воздухе уже не так сильно пахло, – в нем снова как будто разливалась сырость… Недолги летние ночи!.. Разговор мальчиков угасал вместе с огнями… Собаки даже дремали; лошади, сколько я мог различить, при чуть брезжущем, слабо льющемся свете звезд, тоже лежали, понурив головы… Сладкое забытье напало на меня; оно перешло в дремоту.

      Свежая струя пробежала по моему лицу. Я открыл глаза: утро зачиналось. Еще нигде не румянилась заря, но уже забелелось на востоке. Все стало видно, хотя смутно видно, кругом. Бледно-серое небо светлело, холодело, синело; звезды то мигали слабым светом, то исчезали; отсырела земля, запотели листья, кое-где стали раздаваться живые звуки, голоса, и жидкий, ранний ветерок уже пошел бродить и порхать над землею. Тело мое ответило ему легкой, веселой дрожью. Я проворно встал и подошел к мальчикам. Они все спали как убитые вокруг тлеющего костра; один Павел приподнялся до половины и пристально поглядел на меня.

      Я кивнул ему головой и пошел восвояси вдоль задымившейся реки. Не успел я отойти двух верст, как уже полились кругом меня по широкому мокрому лугу,