Записки охотника. Рассказы. Пьесы. Иван Тургенев

заросло; вот пошел я мимо этого бучила, братцы мои, и вдруг из того-то бучила как застонет кто-то, да так жалостливо, жалостливо: у-у… у-у… у-у! Страх такой меня взял, братцы мои: время-то позднее, да и голос такой болезный. Так вот, кажется, сам бы и заплакал… Что бы это такое было? ась?

      – В этом бучиле в запрошлом лете Акима-лесника утопили воры, – заметил Павлуша, – так, может быть, его душа жалобится.

      – А ведь и то, братцы мои, – возразил Костя, расширив свои и без того огромные глаза… – Я и не знал, что Акима в том бучиле утопили: я бы еще не так напужался.

      – А то, говорят, есть такие лягушки махонькие, – продолжал Павел, – которые так жалобно кричат.

      – Лягушки? Ну, нет, это не лягушки… какие это… (Цапля опять прокричала над рекой.) Эк ее! – невольно произнес Костя, – словно леший кричит.

      – Леший не кричит, он немой, – подхватил Ильюша, – он только в ладоши хлопает да трещит…

      – А ты его видал, лешего-то, что ли? – насмешливо перебил его Федя.

      – Нет, не видал, и сохрани Бог его видеть; но а другие видели. Вот на днях он у нас мужичка обошел: водил, водил его по лесу, и все вокруг одной поляны… Едва-те к свету домой добился.

      – Ну, и видел он его?

      – Видел. Говорит, такой стоит большой, большой, темный, окутанный, этак словно за деревом, хорошенько не разберешь, словно от месяца прячется, и глядит, глядит глазищами-то, моргает ими, моргает…

      – Эх ты! – воскликнул Федя, слегка вздрогнув и передернув плечами, – пфу!..

      – И зачем эта погань в свете развелась? – заметил Павел. – Не понимаю, право!

      – Не бранись, смотри, услышит, – заметил Илья.

      Настало опять молчание.

      – Гляньте-ка, гляньте-ка, ребятки, – раздался вдруг детский голос Вани, – гляньте на Божьи звездочки, – что пчелки роятся!

      Он выставил свое свежее личико из-под рогожи, оперся на кулачок и медленно поднял кверху свои большие тихие глаза. Глаза всех мальчиков поднялись к небу и не скоро опустились.

      – А что, Ваня, – ласково заговорил Федя, – что, твоя сестра Анютка здорова?

      – Здорова, – отвечал Ваня, слегка картавя.

      – Ты ей скажи – что она к нам, отчего не ходит?..

      – Не знаю.

      – Ты ей скажи, чтобы она ходила.

      – Скажу.

      – Ты ей скажи, что я ей гостинца дам.

      – А мне дашь?

      – И тебе дам.

      Ваня вздохнул.

      – Ну, нет, мне не надо. Дай уж лучше ей: она такая у нас добренькая.

      И Ваня опять положил свою голову на землю. Павел встал и взял в руку пустой котельчик.

      – Куда ты? – спросил его Федя.

      – К реке, водицы зачерпнуть: водицы захотелось испить.

      Собаки поднялись и пошли за ним.

      – Смотри не упади в реку! – крикнул ему вслед Ильюша.

      – Отчего ему упасть? – сказал Федя, – он остережется.

      – Да, остережется. Всяко бывает: он вот нагнется, станет черпать воду, а водяной его за руку схватит да потащит к себе. Станут потом говорить: упал, дескать,