Хищники. Иван Погонин

невозможно, Мечислав Николаевич. Зильберт преследует цели, прямо противоположные моим – он как раз-то и не хочет, чтобы Котов сел.

      – Как же так? Он говорил, что летом лично его арестовывал. Лжёт? Но это же очень легко проверить!

      – Арестовывал Котова действительно Зильберт.

      – Тогда я отказываюсь вас понимать.

      – Позвольте по порядку. Кто таков Котов, вам уже известно. Два года он безнаказанно грабил губернию и два года его никто не мог поймать. На него несколько раз устраивали засады и все они провалились – Котов и его клевреты попросту не приходили на те квартиры, где их ждала полиция, хотя сведения о том, что шайка там появится, были получены из самых надёжных источников. Более того, несколько агентов, поставляющих эти сведения бесследно исчезли. Так продолжалось до налёта на квартиру губернского предводителя. Ограбленный поднял такой шум, что губернатор объявил за голову Гайдука награду в тысячу рублей, а предводитель добавил к этой награде свою тысячу. Соответствующее распоряжение было объявлено 23 мая, а 27-го Гайдук уже был арестован.

      – Две тысячи – неплохой стимул.

      – Согласен. Только деньги эти получил помощник пристава Зильберт, который до объявления награды безуспешно ловил Котова два года. Совпадение?

      – Ну, очевидно, что кто-то, польстившись на деньги, сдал Гайдука Зильберту.

      – Тоже самое я сказал господину начальнику губернии. Но он ответил мне, что я плохо знаю немца. Со слов его превосходительства, Зильберт – самый отъявленный лихоимец в Кишинёве.

      – Вот оно как! А вы, стало быть, не берёте? – улыбнулся Кунцевич.

      Хаджи-Македони улыбнулся в ответ:

      – Ну почему же не беру. Беру, как и все. Имений родовых или благоприобретённых не имею, за женой только тысячу рублей получил[14], детишек трое, – как тут не брать. Но я ограничиваюсь сделками с самолюбием, сделок с совестью не допускаю, и об этом прекрасно известно начальству.

      – Интересная классификация. Позвольте поинтересоваться, это как?

      – Полицейские в нашей губернии, как впрочем, я в этом уверен, и по всей России делится на три неравные категории: у нас есть несколько человек, не берущих ничего, множество лиц, ограничивающих поборы теми пределами, которые, по местным взглядам, считаются естественными и дозволенными, и, наконец, некоторое количество таких взяточников, которые всегда и всеми признаются за порочных людей: на них жалуются, их преследует прокурорский надзор, и губернское начальство от времени до времени принуждено причислять их к губернскому правлению, или сплавлять соседним губернаторам. Я отношусь ко второй категории. Я охотно получаю подношения к Рождеству и Пасхе, прикрываю глаза на разную мелочь, с удовольствием обираю жидов, но в сделки с ворами и бандитами никогда не вступал и не вступлю. Зильберт же для увеличения своего благосостояния не брезгует никакими средствами.

      – Однако вы со мной весьма откровенны!

      – А почему мне не быть откровенным? Причин сообщать о моих откровениях моему начальству у вас не имеется, тем более,

14

Пристав говорит о приданом.