Казус бессмертия. Сергей Ересько

был как-то во Вьетнаме, так там…

      Гнусавый перебил:

      – Все равно не пущу. Тут дело, по всей видимости, криминальное. Поэтому на осмотр трупа надо официальное разрешение.

      – Какое криминальное?

      – Тс-с-с-с! – гнусавый затих, видимо, оглядываясь. − Возле сгоревшей машины найдена зажигалка «Зиппо». Да и на переднем левом крыле имеются следы столкновения. Короче, много странностей…

      – Да? Может быть. Но ведь я прошу только взглянуть на труп!

      – Вы извращенец?

      – Считайте меня кем угодно, только пропустите на минутку. Я сделаю фотографии, и – все!

      – Извращенцам тем более нельзя. За минуту с бедным трупом много чего сделать можно…

      – Ох, и фантазия у вас! Так кто из нас извращенец?

      – Вон отсюда! А то полицию вызову!

      Память выдала воспоминание. Баритон принадлежал Максу Ковальски. Мозг сообщил, что евреи в лице лжежурналиста хотят удостовериться в подлинности смерти Шрабера. Надо было действовать. Причем, срочно.

      Пауль, превозмогая боль, оперся на руки и сел на столе. Кожа перестала быть прозрачной. Она стала матовой, но все равно была еще очень тонка. Пауль, морщась от боли, осторожно спустил со стола ноги и осмотрел помещение. В зале находилось шесть столов, три из которых были пусты. На остальных располагались трупы различной степени свежести. В дальнем углу Шрабер разглядел еще одну дверь. Перед ней на кафельном полу валялась куча тряпья. Пауль встал на ноги и тихо подошел к куче. Стараясь не торопиться, ибо каждое быстрое движение причиняло боль, он выбрал засаленные парусиновые штаны неопределенного цвета, вонючую майку без рукавов и тростниковые нищенские тапки. Он оделся и понял, что сделал это вовремя, потому что Ковальски, наконец, догадался, как проникнуть в зал с трупами. Теперь дело было за малым:

      – Сто, − сказал гнусавый.

      – Чего, новых крузейро? – подозрительно переспросил баритон.

      – Нет, долларов.

      – Ничего себе, аппетит у вас… Может, машину еще подарить? Двадцать!

      – Сто.

      – Послушайте, я ведь только взгляну и сфотографирую. За что такие деньги?

      Гнусавый рассмеялся:

      – Вы, янки, богатые… Для вас − это не деньги.

      – Какой я тебе янки? Ты что, не видишь, что я – самый обычный еврей? В лицо мне внимательно взгляни.

      Гнусавый хмыкнул и заявил:

      – Тогда двести.

      – Дать бы тебе в морду разок…

      – Сейчас полицию вызову.

      – Да ладно, ладно, − сорок!

      Национальная предприимчивость Ковальски взяла свое. Торговля еще не прекратилась, и шанс скрыться реально маячил перед Шрабером. Пауль толкнул закрытую дверь, и она легко распахнулась. За ней был длинный узкий коридор, освещенный одной лампочкой. Шрабер прошел по нему, спокойно открыл следующую дверь, и оказался на тихой, ничем не примечательной улочке. Жаркий день был в разгаре. Редкие прохожие шли по своим делам. Мимо протрусил нищий. От него пахло луком и дерьмом одновременно. Пауль провел рукой по голове и совсем не обрадовался лысине. Он подумал, что кожа на голове может сгореть под воздействием солнца. Ему захотелось