Клеопатра. Генри Хаггард

и хотел поднять, но он не отставал от тела. Свиток каким-то образом был прикреплен к прочному, без единого шва, покрову, который обволакивал все тело и был завязан под ступнями таким же способом, каким фермеры завязывают мешки. Этот саван, тоже густо пропитанный маслами, состоял из единого куска ткани и скроен был так, чтобы облегать тело, как предмет одежды. Я поднес свечку, осмотрел свиток и понял, почему он не отрывался. Благовонные масла загустели и приклеили его к мешку-савану. Снять его, не повредив внешние листы папируса, было невозможно[6].

      Все же я кое-как открутил его и положил в карман туда же, где был первый.

      После этого мы продолжили свою жуткую работу в молчании. Очень осторожно мы разрезали саван-мешок, и нам наконец открылось тело лежащего в саркофаге мужчины. Между его коленями лежал третий свиток папируса. Я спрятал и его, после чего опустил свечку и посмотрел на мумию. Мне, как врачу, хватило одного взгляда, чтобы понять, от чего умер этот человек.

      Тело не было совсем сухим. Несомненно, оно не пролежало положенных семидесяти дней в соляном растворе, из-за чего лицо сохранилось лучше, чем это бывает у других мумий. Не вдаваясь в подробности, скажу только, что я очень надеюсь, что мне никогда больше не придется снова видеть такого взгляда, той муки, которая застыла на лице этого покойника. Даже арабы в ужасе попятились от него и начали бормотать молитвы.

      Разрез на правом боку, который делают бальзамировщики, вынимая внутренности, отсутствовал. У него были правильные черты лица мужчины средних лет, хотя волосы были уже седыми, и тело очень сильного человека с необычайно широкими плечами, свидетельствующими об огромной физической силе. Однако осмотреть его более внимательно я не успел, потому что уже через несколько секунд после того, как были сняты повязки, незабальзамированное тело под воздействием воздуха начало рассыпаться. Через пять-шесть минут от него буквально ничего не осталось, только клочок волос, череп и несколько самых крупных костей скелета. Я заметил, что одна из берцовых костей – я забыл, какая именно, правой или левой ноги, – была сломана и срослась очень плохо. Она, наверное, была на целый дюйм короче другой.

      Больше искать было нечего, и теперь, когда возбуждение прошло, я, задыхаясь от духоты, напряжения, пыли и запаха благовоний, почувствовал, что смертельно устал.

      Если честно, я уже устал писать, к тому же корабль, на котором я плыву, немилосердно качает. Это письмо, конечно же, отправится по суше, а сам я продолжу путь морем, но я надеюсь, что буду в Лондоне не позже чем через десять дней после того, как Вы его получите. Тогда я расскажу Вам о приятных ощущениях, которые я испытал во время подъема, и о том, как этот мошенник Али-Баба со своими разбойниками пытался запугать меня и заставить отдать им папирусы, и как я справился с ними. Потом, разумеется, мы с Вами расшифруем свитки. Я полагаю, в них содержатся обычные тексты «Книги мертвых», но там может быть и что-то еще. Думаю, вы понимаете, что об этом небольшом приключении я в Египте не распространялся,

6

Это объясняет пропуски в последних листах второй книги.