Ноготки. Ольга Анатольевна Тишина

Серебрянская, чтобы желания выполнять, – хмыкнул подполковник. – Начнешь с понедельника, – резко перешел он к делу. – Три раза в неделю достаточно будет?

      – Нужно смотреть уровень знаний девочки. Потом будет ясно.

      – Вот и ладно!

      ***

      Вика, дочка начальника колонии, оказалась скромной, симпатичной девятиклассницей, воспитанной в строгости и мне было приятно понимать, что на белом свете существуют такие чистые, «неисковерканные» интернетом дети, взахлеб читающие научную фантастику и классиков, и рассуждающие не о цвете и длине ногтей и волос, а о загадках Бытия и Вселенной. Четыре раза в неделю, на два часа я приезжала в поселок, для занятий с ней по английскому и мы довольно быстро нашли общий язык. Она оказалась способной и схватывала все на лету. Заниматься с ней было одно удовольствие, тем более что Петрович неплохо оплачивал эти занятия. С московскими ценами, конечно, было не сравнить, но по местным меркам вполне прилично. И на свиноферме, и в теплице заработок мой был много меньше. Товарки по общежитию даже стали называть меня «приблатненной». Я на это только отмахивалась, все больше замыкаясь в себе. Тоска заполнила ту самую пустоту в душе, и только уроки с Викой на время выводили меня из состояния меланхолии и уныния.

      В основном, на занятия меня доставляли на личной машине начальника колонии. Но бывало, что его срочно куда-нибудь вызывали, и мне приходилось добираться самой – из поселка, два раза в день, ходила маршрутка – Газель.

      Один из таких случаев еще сильнее разбередил мою душу, заставил плакать ночью в подушку.

      – Ба, смотри, как у мамы машина!

      Я вздрогнула и поискала глазами обладательницу голоса. Чуть впереди меня сидела женщина. Рядом с ней, глядя в окошко – девочка, лет восьми-девяти. Худенькие плечи. Русые волосы заплетены в косички и уложены вокруг головы.

      Сердце вздрогнуло, затрепетало. Меня будто пронзила молния, и я чуть не выкрикнула имя своей дочки. Но звук застрял в горле и я, словно рыба, выброшенная на берег, лишь хватала воздух разгоряченным ртом.

      – Вам плохо? – участливая соседка наклонилась к моему лицу. – Сердце?

      – Нет-нет, – я замотала головой, не отводя взгляда от русоволосой детской головки. – Все в порядке. Душно!

      Попутчица недоверчиво посмотрела, пожала плечами: в автобусе было довольно прохладно.

      – Это мамина машина? – девочка, сидящая у окна, вновь задала вопрос и я осознала, что ошиблась, а мое временное помрачнение было лишь отголоском желания увидеть дочь. Конечно это была не она. Просто чужой ребенок, возраста Киры.

      Бабушка девочки оказалась немногословной:

      – Нет, – услышала я чуть хрипловатый, явно от частого курения, женский голос.

      – Я знаю, маме нельзя теперь за руль, – тонкий пальчик водил по стеклу окна, рисуя невидимые узоры. – Да, ба?

      Вопрос ребенка был проигнорирован и она, тяжело, как-то не по-детски вздохнув, отвернулась к окошку, что-то тихо шепча одними губами.

      ***

      Примерно один раз в десять дней из поселка привозили почту. В основном местные поселенцы