Конструктор времени-1. Три с половиной недели в настоящем. Артём Яковлев

есть. – успокоил я и вспомнил что сейчас буду просить у себя.

      – Ты… сними очки. – сказал он. Я снял. – И повернись!

      Я прокрутился на месте. Потом подсказал:

      – Теперь – ты!

      И Валерка-второй, будто на подиуме, широко улыбаясь, сделал несколько шагов к окну, там повернулся и вернулся обратно.

      – Слушай! А мы с тобой так похожи!.. И роста, вроде, одинакового! Ты не находишь? – выдал он.

      – Ты не поверишь, у нас и имена одинаковые! – сказал я сквозь смех.

      – И остальное… – давясь, прохрипел он.

      Меня вновь закружило это веселье. Хитрые смешинки бегали по его глазам. И мы, от души хлопая друг друга по плечам, хохотали долго, до самого отбытия. Я даже вдохнуть не успел. Свет померк, меня качнуло и Валеркина тень передо мной, набирая ход, кинулась прямо сквозь меня. Но я ничего не почувствовал. И вспомнил, что такое уже было, когда в первый раз я прошёл сквозь дверь в своей комнате. Во время перехода мир физический становился каким-то нематериальным.

      Большой красный и тусклый фонарь за окном всё ускоряясь и склоняясь ниже поплыл к противоположному углу оконного проёма. Какое-то облако быстро сгустилось в комнате прямо передо мной. Когда я разглядел в облаке знакомые черты, снова стало светло. Передо мной стоял Димка.

      – Ну как? – одновременно спросили мы друг друга.

      И тоже рассмеялись, но быстро перестали. Я всё ещё продолжал переживать радостную встречу с собой.

      – Как радиометр? – всё улыбаясь, вернул меня на землю Димка.

      И я только сейчас обратил внимание, что радиометр на руке издавал какие-то звуки. Тихие, потому что кричалка радиометра, вероятно, была с обратной стороны и оказалась заглушеной рукой. А крупные цифры, которые раньше были зелёными, стали красными: «3,2». Я развернул радиометр к Димке.

      – Ого! – сказал он. – Больше трёх микрозивертов в час!

      – А допускается три десятые. – напомнил я.

      – Фоновые три десятых уже не допускаются! Но не бойся, фоновое значение у нас в норме, меньше двух десятых…

      – Как это, не бойся! У нас в десять раз превышена предельная доза! – и я постучал ногтем по стеклу радиометра.

      – Это не фоновое значение. Это значение в те считанные доли секунды, когда тот реактор набирал мощность для прыжка! И очень, кстати, скромно. Рентгеновский аппарат, например, выдаёт что-то около миллизиверта, в сотни раз больше, но тоже недолго. А смертельной считается разовая доза в несколько зивертов. Так что безопасность у нас обеспечена! Излучение в миллион раз не дотягивает до смертельного.

      Гм! Миллион до смертельного. Меня это почти успокоило. Я осторожно снял часы и стал отлеплять от руки Вовкин радиометр. Снова со скотчем выдрал из руки пару волосков. Поморщился: больно!

      – Слушай, Димыч! А дядя Витя умер всё-таки от рака…

      – А он с детства игрался с часами – отмахнулся Профессор. – И скончался после сорока пяти лет таких забав. Ты вполне можешь озаботиться, выкинуть машину времени в мусорный бак и доживёшь до пенсии здоровеньким.

      Это Профессор вовремя ввернул