Тихое НЕсчастье. Майя Неверович

завтрак, тем более что рядышком ковыряла свою кашу и заспанная Маруська, которую папа каждое утро отвозит в сад.

      И вот мы с Надюхой уже подходим к дому.

      Та нервно теребит ключи:

      – По идее, он сейчас на работе. Но мало ли. Или вдруг, они мои вещи выкинул? Как думаешь? – Она выглядела, как загнанный зверёк. Видно было, что её слегка потряхивает. Она постоянно смотрела по сторонам.

      – Машины нет, уже хорошо. – успокаивала она сама себя. И судя по тому, как прибавила шаг – вполне успешно.

      Погодка, надо отметить, была прямо так себе. Вроде, лето ещё не совсем закончилось, но небо какое-то серое, почти без облаков. Да и настроение больше осеннее, что ли.

      Мы поднялись на четвёртый этаж, где и была Надюхина со Стасом квартира. Пока я пыталась отдышаться, она прислонилась к двери и слушала, нет ли кого дома.

      Из-за стены доносился какой-то ор. Но это из соседней квартиры, даже я уже не удивлялась, что опять скандал.

      Тётенька бальзаковского возраста, чуть ли не мамина ровесница, нашла себе этакого Карлсона – и внешне и по самоуверенности в своей неотразимости – младше себя лет на десять. Тётенька и сама выпить любила, а как с этим товарищем сошлась, так стало вообще весело.

      Меня прервал звук открывающегося замка. Надюха повернула ключ и мы зашли в квартиру. Никого. Ну и отлично.

      Надюха пулей рванула в кухню, успев скомандовать, чтобы я собрала её вещи в зале.

      Пока я аккуратно складывала её вещи в огромную клетчатую сумку, сама Надюха явно собирала посуду, судя по звукам из соседней комнаты. В какой-то момент она заглянула ко мне, и со словами:

      – Некогда их складывать, так сойдёт! – высыпала в сумку стопку своих трусов.

      Вот это её «так сойдёт» меня с детства бесило. В этом мы с ней абсолютно разные. Я попыталась всё же, хоть немного разложить её труселя аккуратнее.

      – Я всё! – крикнула я, с трудом застёгивая сумку. Пришлось даже прижать её к себе и, навалившись, силком закрывать молнию.

      В дверной проём было видно, как Надюха выносила в коридор ещё одну такую же сумяру и рюкзак.

      А в это время голоса соседей уже переместились на лестничную клетку. Было слышно, как она, явно снова не трезвая, орала:

      – Пошёл вон! И манатки свои забирай!

      – Ах так! – кричал Карлсон (как мы его с сестрой прозвали) – Тогда я и дверь заберу, это я её ставил!

      Мы, еле сдерживая смех, прислушались. Я, тихонько поставив на пол сумку, прильнула к глазку.

      Эх, ничего не видно! Но был слышен треск снимающейся с петель двери. Сосед был, хоть и не высокий, но довольно крепкий мужичок. Но и дверь совсем не лёгкая. Толстенная, деревянная. И видимо, она не хотела так просто сдаваться. Несмотря на крики хозяйки, что, мол, может забирать свою дверь и валить на все четыре. Покряхтев и поматерившись, сосед сдался. Ударив со всей дури (которой было немало) ногой по двери, он пошёл вниз. Удар был такой силы, что в подъезде стоял гул, смешанный с выкриками соседки в адрес уже ушедшего Карлсона. Но этот мог и вправду, ещё