Русские чернила. Татьяна де Ронэ

напротив него.

      Романист, несомненно, уже порядком выпил. Он закурил сигарету, держа ее, по обыкновению, большим и указательным пальцем. Характерная привычка.

      – Все отлично, – весело ответил Николя.

      Вблизи кожа Новезана выглядела землистой и несвежей, свалявшиеся сальные волосы, похоже, не одну неделю не знались с водой.

      – Ты в отпуске, парень?

      – Нет, я приехал, чтобы писать.

      – Вот как? Я тоже, – зевнул Новезан, обнажив желтые зубы. – Приехал в этот храм роскоши, чтобы писать. Я очень доволен работой. Идет как по маслу. Мой лучший роман. Выйдет на будущий год. Вот увидишь, ох и шуму будет! Мой издатель просто на седьмом небе. И я тоже.

      Он щелкнул пальцами официанту и заказал еще вина.

      – Ты тут уже бывал раньше?

      – Нет, в первый раз.

      Ироническая улыбка.

      – Так я и думал. Славное местечко. Отто, здешний директор, – мой друг. У меня тут каждый год постоянный номер. Шикарный, с лучшим видом. Авторы бестселлеров хорошо живут, а?

      Николя кивнул и натянуто улыбнулся, как совсем недавно Алессандре.

      Тут прибыла очередная порция вина.

      – Они вечно злятся, потому что я не заказываю их местные хреновые вина.

      Новезан нетвердой рукой плеснул себе еще розового.

      – Сколько тебе лет, малыш?

      – Двадцать девять.

      Романист хрюкнул:

      – И что ты знаешь о жизни, в двадцать-то девять лет?

      – А вам самому сколько лет? – парировал Николя.

      Его так и подмывало двинуть романисту по нечищеным зубам.

      Тот пожал плечами и молча запыхтел сигаретой. За последние десять лет романист выпустил четыре книги, и две из них стали бестселлерами в Европе и Америке. Николя проглотил их все залпом, еще когда учился на подготовительных курсах, и Новезан его околдовал. А потом романист превратился в раздувшуюся от высокомерия литературную притчу во языцех. Чем больше росла его известность, тем грубее он обходился с журналистами и читателями. Его брутальные, женоненавистнические романы были великолепно написаны. Читатели их либо обожали, либо ненавидели, середины не было. Равнодушным не оставался никто. Недавно на книжном салоне в Швейцарии он прилюдно оскорбил свою ассистентку за то, что опоздало вызванное ею такси. Николя вспомнил, как невозмутимо она держалась, когда Новезан бушевал и при всех осыпал ее ругательствами.

      – Хорошо сыграно, приятель, – рыкнул Новезан, отхлебнув изрядный глоток розового.

      – Как вы сказали?

      Романист снова зевнул:

      – Ну этот финт с паспортом. Я говорю, идея была просто у нас под носом. Погляди на меня: отец француз, родился за границей, мать англичанка. А я парижанин по рождению… Я бы тоже мог додуматься.

      Николя умолк, потрясенный. На что намекает этот тип?

      – Парень, это зернышко валялось под ногами у всех, кого из-за нового дебильного закона заставили доказывать, что они французы. А ты его