Без очереди в рай. Диана Вежина

аллергия только расцветает. Что делать – краситель попытаться смыть? Я ее головой под кран, так она до того домылилась, что волосы фиолетовыми стали, а толку ни шиша. Короче, говорю, возможны варианты: либо госпитализация, либо брейся наголо. Она тыр-пыр восемь дыр, в больницу ни в какую, а сама я бриться не могу, говорит, рука не поднимается. Вот если б, дескать, вы меня налысо побрили… Ну я и побрил, что мне оставалось. И такая, доложу я вам, на месте головы маковка размером с фигу получилась!

      Фигаро он наш!

      – С ума сойти, – оценила я.

      Интересно только, кто у нас с ума сбежал – лекари или пациенты? Наперегонки, наверное.

      – Было бы с чего сходить, – заговорил мрачноватый Эдичка. – Меня вчера на трехдневную задержку мочи у парализованной старушки вызвали. Родственнички ее обеспокоились – трое суток бабушка сухая. А она три дня не только не мочилась – она заодно не ела, не пила и даже не дышала, потому как всё это время была уже того – совсем того, на том свете бабка пребывала!

      – А как же дед? – обалдело поинтересовалась я. – Он что же, не сообразил, что его старуха три дня как окочурилась?

      – А дед как в анекдоте: думал, что рядом с ним живая англичанка, а не мертвая француженка, – подсказал Забелин.

      – Откуда дед – бабушке за девяносто, мужики столько не живут, большинство до пенсии не доживает, – отозвался Эдик.

      – Да, старичкам с бабками не тягаться, старушки у нас крепкие, ничего их не берет. Лечим мы их, лечим, а им хоть бы хны: едва одну бабку радикально вылечим, сразу две другие возникают. Почкованием они, что ли, размножаются? Нет, коллеги, как хотите: мочить их надо, чехлить, территорию обслуживания чистить, – кровожадно пошутил Забелин.

      С ним бывает, заработался товарищ, выспится – пройдет.

      – Прекратите, Георгий Валентинович, ваши омерзительные шутки просто оскорбительны! Ваш патологический цинизм не совместим с нашим профессиональным гуманизмом! – возмутился праведный коллега Брыкин.

      А вот это не пройдет, гуманизм (по-брыкински) не лечится. Цинизм – гуманизм, омерзительны – оскорбительны…

      – Складно излагаете, коллега, – нимало не смутился Гоша, – вы еще за клятву Гиппократа разговор поговорите, сделайте нам всем красиво!

      – К черту всё – и бабушек, и гуманизм, и клятву Гиппократа! Достали, неужели других тем для разговора нет? – раздраженно сказанул Хазаров.

      Прозвучало это настолько от души, что впору было удивиться или отшутиться, но тут очень своевременно в дверях образовался наш дражайший Карабас, заведующий отделением Альберт Михайлович Рудас. Наш нетипичный Карабас бреется до синевы, он высок, лыс и обаятелен.

      – Добрый день, коллеги, – приятным баритоном поздоровался Альберт Михайлович. – А, вернулась, отпускница, в родные пенаты, – приветливо посмотрел он на меня, – очень хорошо, вот и давай, как говорится, с корабля на бал. Там патронажная бабулька Жмара доктора затребовала. Жмара, а не Шмара, фамилия у бабушки такая. Я бы сам поехал, но меня