Избранное. Афанасий Фет

люблю, еще томлюсь

      Перед всемирной красотою

      И ни за что не отрекусь

      От ласк, ниспосланных тобою.

      Покуда на груди земной

      Хотя с трудом дышать я буду,

      Весь трепет жизни молодой

      Мне будет внятен отовсюду.

      Покорны солнечным лучам,

      Так сходят корни в глубь могилы

      И там у смерти ищут силы

      Бежать навстречу вешним дням.

10 декабря 1890

      «Страницы милые опять персты раскрыли…»

      Страницы милые опять персты раскрыли, –

      Я снова умилен и трепетать готов,

      Чтоб ветер иль рука чужая не сронили

      Засохших, одному мне ведомых цветов…

      О, как ничтожно все! От жертвы жизни целой,

      От этих пылких жертв и подвигов святых –

      Лишь тайная тоска в душе осиротелой

      Да тени бледные у лепестков сухих!..

      Но ими дорожит мое воспоминанье;

      Без них все прошлое – один жестокий бред,

      Без них – один укор, без них – одно терзанье,

      И нет прощения, и примиренья нет!

29 мая 1884

      «Не упрекай, что я смущаюсь…»

      Не упрекай, что я смущаюсь,

      Что я минувшее принес

      И пред тобою содрогаюсь

      Под дуновеньем прежних грез:

      Те грезы – жизнь их осудила,

      То прах давнишних алтарей;

      Но их победным возмутила

      Движеньем ты стопы своей:

      Уже мерцает свет, готовый

      Все озарить, всему помочь,

      И, согреваясь жизнью новой,

      Росою счастья плачет ночь.

3 февраля 1891

      Старые письма

      Давно забытые под легким слоем пыли,

      Черты заветные, вы вновь передо мной

      И в час душевных мук мгновенно воскресили

      Все, что давно-давно утрачено душой.

      Горя огнем стыда, опять встречают взоры

      Одну доверчивость, надежду и любовь,

      И задушевных слов поблекшие узоры

      От сердца моего к ланитам гонят кровь.

      Я вами осужден, свидетели немые

      Весны души моей и сумрачной зимы:

      Вы те же светлые, святые, молодые,

      Как в тот ужасный час, когда прощались мы,

      А я – доверился предательскому звуку, –

      Как будто вне любви есть в мере что-нибудь!

      Я дерзко оттолкнул писавшую вас руку,

      Я осудил себя на вечную разлуку

      И с холодом в груди пустился в дальний путь…

      Зачем же с прежнею улыбкой умиленья

      Шептать мне о любви, глядеть в мои глаза?

      Души не воскресит и голос всепрощенья,

      Не смоет этих строк и жгучая слеза!

      На развалинах цезарских палат

      Надь грудой мусора, где плющ тоскливо вьется,

      Над сводами глухих и темных галерей

      В груди моей сильней живое сердце бьется,

      И в жилах кровь бежит быстрей.

      Пускай вокруг меня тяжелые громады

      Из праха восстают, – и храмы, и дворцы,

      И драгоценные пестреют колоннады,

      И