Контрапункт. Олдос Хаксли

высшего общества снисходительно улыбнулись.

      Вундеркинд был представлен обществу. Мэри узнала незнакомца, вторгшегося в их владения.

      – Мы уже встречались с вами, – сказала она.

      – Когда я занимался эстетическим браконьерством в вашем имении.

      – Можете это повторить, когда вам вздумается.

      При этих словах он улыбнулся, немного иронически, как показалось ей. Она покраснела, испугавшись, что ее слова звучали покровительственно.

      – Думаю, впрочем, что вы продолжали бы браконьерствовать и без приглашений, – добавила она с нервным смешком.

      Он ничего не ответил, но кивнул головой, все еще улыбаясь.

      Подошел отец Мэри. Он рассыпался в похвалах, которые, как стадо слонов, растоптали маленькую изящную пьесу Рэмпиона. Мэри стало больно. Все это не то, совершенно не то! Она это чувствовала. Но все несчастье в том, поняла она, что сама она тоже не сумела бы придумать ничего лучшего.

      Ироническая улыбка не сходила с уст Рэмпиона. «Какими дураками он всех нас считает», – говорила она себе. Потом подошла ее мать. На смену «чертовски здорово!» пришло «как прелестно». Это было так же скверно, так же безнадежно некстати.

      Когда миссис Фелпхэм пригласила его к чаю, Рэм-пион сначала хотел отказаться, но так, чтобы его отказ не показался грубым или оскорбительным. По существу, ведь эта дама была полна добрых намерений. Только выглядело это довольно нелепо. Деревенский меценат в юбке, все меценатство которого ограничивалось двумя чашками чая и ломтиком сливового пирога. Ее роль была комическая.

      Пока он колебался, к приглашению матери присоединилась Мэри.

      – Приходите, – настойчиво сказала она. Выражение ее глаз и улыбка были таковы, словно она забавлялась этой идиотской ситуацией и в то же время просила у него прощения. «Но что я могу сделать? – казалось, говорила она. – Только просить прощения».

      – Я с удовольствием приду, – сказал он, обращаясь к миссис Фелпхэм.

      Назначенный день настал. Рэмпион явился, все в том же красном галстуке. Мужчины были на рыбной ловле; его приняли Мэри и ее мать. Миссис Фелпхэм старалась быть на высоте положения. Местный Шекспир безусловно должен интересоваться драматургией.

      – Как вам нравятся пьесы Барри? – спросила она. – Я от них в восторге. – Она разговаривала; Рэм-пион отмалчивался. Он открыл рот только тогда, когда миссис Фелпхэм, потеряв надежду услышать от него хоть слово, поручила Мэри показать ему сад.

      – Боюсь, что ваша мать сочла меня очень нелюбезным, – сказал он, когда они шли по гладкой, вымощенной плитами дорожке среди розовых кустов.

      – Ну что вы! – с чрезмерной сердечностью возразила Мэри.

      Рэмпион рассмеялся.

      – Благодарю вас, – сказал он. – Но все-таки она сочла меня нелюбезным. Потому что я и в самом деле был нелюбезен. Я был нелюбезен, чтобы не показаться еще более нелюбезным. Лучше молчать, чем высказывать вслух то, что я думаю о Барри.

      – Вам не нравятся его пьесы?

      – Пьесы Барри?