Тёплые камни. Сигита Ульская

сидела девочка и отчаянно рыдала, размазывая кулачками слёзы. Её мать стояла рядом, держа на руках маленькую собачку, и кричала: «Как же ты мне надоела своим нытьём! Вставай, пошли! Я тоже устала. Почему ты такая эгоистка?!»

      Мимо проходили две тётушки и сделали женщине замечание, что нельзя так кричать на детей. Но этим они словно подлили масла в огонь. У женщины окончательно сдали нервы.

      – Да пошли вы, – кричала она, – две старые дуры! А ты чего уставилась? – грозно посмотрела на Анну.

      У той при взгляде на рыдающую девочку сжалось сердце. Словно Анна увидела себя в детстве. Она хотела бы объяснить этой женщине, что ребёнок не запоминает слов, но помнит только интонации, ощущения и пережитый страх. Возможно, малыш был страшный шалун в детстве, но в память врежется не собственное баловство, а несдержанная и постоянно орущая мать, которую он всё время боялся… Но Анна также вспомнила и слова Тесс: «Не давайте советов и никого не учите, пока вас не попросят об этом. Совет – дорогое семя. Но бросать его можно только в подготовленную почву. Иначе он бесполезен и даже опасен. Если хотите помочь, просто поддержите или сделайте что-то доброе. Этого будет достаточно».

      Именно потому Анна просто спросила женщину:

      – Скажите, вам чем-нибудь помочь?

      У женщины как будто разжалась внутренняя пружина. Она обмякла, лицо её перестало быть злым; затем с печалью посмотрела на Анну, после на дочь и тихо промолвила:

      – Спасибо, не надо, я справлюсь сама.

      – Тогда я искренне желаю вам хорошего дня и сил, – сказала ей Анна и, повернувшись к девочке, спросила: – Ты не хочешь погладить моего Пушистика?

      Та подняла заплаканное личико, посмотрела на клетку, потом на Анну и кивнула.

      – Это зайчик? – уточнила она, показывая грязным пальчиком на Пушистика.

      – Да. Он очень добрый, – улыбнулась Анна.

      У девочки высохли слёзы, и теперь она с любопытством заглядывала в клетку. Анна, присев на скамейку, вытащила кролика. Когда его шёрстка коснулась руки малышки, та засмеялась и стала его гладить. Её мать, устало опустившись рядом, принялась оправдываться:

      – Знаете, я не такой уж страшный человек… Но сегодня всё пошло не так… Всё как-то кувырком… И это, наверное, было последней каплей.

      – Я понимаю, – кивнула Анна, – всякое бывает. – Она помолчала. – Ваша дочь очень вас любит. Она, вообще, пока любит только вас. Вы для неё – целый мир.

      Женщина пронзительно посмотрела на Анну, словно та сказала что-то очень важное для неё. Она порывисто прижала дочку, закусила губу и, опустив глаза, закивала. Так они посидели ещё немного, и девочка уже сама попросила маму пойти домой.

      Анна простилась с ними и, подхватив клетку с Пушистиком, отправилась к большой многоэтажке, в которой жила Рита.

      Пока Анна медленно шла по аллеям парка, потом по улице, стараясь не раскачивать клетку, она думала, как утомительно долго в городе тянутся дни. Одинаковые, словно серые бусины из длинного старого маминого ожерелья, которое висело над её кроватью вместо