Добрая самаритянка. Джон Маррс

вниз, вдоль ширинки.

      – Что ты делаешь? – спросил Тони. Его голос звучал раздраженно.

      – Думаю, ты знаешь, – ответила я, запуская руку в его трусы и начиная играть с его яйцами.

      – Это риторический вопрос, – произнес Тони. Я чувствовала, что он возбуждается. Но все же пытался сопротивляться и в конце концов отстранил мою руку. Однако я не была готова сдаться, поэтому начала расстегивать блузку. Когда-то Тони считал очень сексуальным, когда я раздевалась, а он оставался полностью одетым. Это заводило его сильнее всего.

      – Лора, перестань. Я говорил тебе: у меня нет времени.

      – У тебя никогда нет времени, – вздохнула я. – На меня, по крайней мере.

      Отчасти я ненавидела себя за то, что по-прежнему желаю физической близости с человеком, который меня не хочет. Но мне хотелось более тесной связи с ним.

      – Может, тебе следует уделять больше внимания своим детям и оставить меня в покое, черт побери?

      – Что это значит?

      Тони не ответил.

      – Ты считаешь, будто я провожу слишком много времени в «Больше некуда»? Я могу урезать число своих смен, если хочешь.

      – Мне плевать, чем ты занимаешься.

      – А когда-то было не плевать. Мы не сможем уладить то, что происходит между нами, если ты хотя бы не попытаешься.

      – Некоторые вещи невозможно уладить.

      Мне стало нехорошо.

      – Не понимаю, почему ты себя так ведешь. Мы женаты уже почти шестнадцать лет. У каждой четы на жизненном пути встречаются ухабы…

      – Ухабы? Ты так это называешь, да? – Тони понизил голос, чтобы дети не услышали его через открытое окно. Потом посмотрел на меня с презрением, какого я никогда не видела в его глазах прежде, и прорычал: – Я знаю все о тебе, Лора. Знаю, кто ты такая и что сделала. Знаю все.

      Я не сводила взгляда с его лица, и мне казалось, будто ноги у меня вот-вот подломятся. Он не мог иметь в виду то, о чем я думала.

      – О чем… о чем ты говоришь? – выдавила я.

      – Ты пыталась спрятать от меня свое старое личное дело из соцслужб, но я нашел его и прочел долбаное досье целиком, – отрезал он. – Ты лгала мне с самого начала наших отношений, лгала на каждом шагу. О том, что произошло, когда тебя приняли на попечение в тот дом, где жил Олли… обо всем. Я понятия не имел, на ком женился.

      Я сделала шаг назад, ощутив, как тошнота поднимается из желудка в рот. Попыталась притвориться, будто его слова не резанули меня, точно битое стекло.

      – Нечего сказать, верно? – продолжил Тони.

      Он был прав: нечего. Я прокляла себя – знала, что совершаю большую ошибку, роясь в прошлом. Но как только получила эти материалы, написанные черным по белому, не смогла избавиться от них, какими бы болезненными и искаженными они ни были. Вместо этого я спрятала досье, чтобы снова и снова перечитывать его содержимое, мучая себя. Вот только Тони тоже наткнулся на него. Это объясняло, почему он так отдалился от меня, почему иногда, когда я смотрела на него с любовью,