Дело о пропавшем боге. Юлия Латынина

к человеку? Правильно, правильно говорят, что в желтом монастыре не все чисто!»

      – Но разве это что-то меняет? – вежливо спросил Бахадн, – какая разница, чем пользовались бунтовщики, – рукавным самострелом или обычным?

      – Увы! – сказал инспектор, – я и сам так думал, но вы раскрыли мне глаза. Ведь рукавный самострел бьет на десять шагов, а толпа стояла в сорока. Кроме того…

      Инспектор неторопливо положил рядом с самострелом отнятый утром у разбойника клевец, и Бахадн мгновенно понял, в чем дело. Они разительно отличались между собой, – грубое оружие сектанта с деревянной рукояткой, и отделанный резной с позолотой костью самострел, обличавший в своем владельце по меньшей мере высокопоставленного чиновника. Но, боги, сколько нынче оружия в Харайне! Правильно, правильно сказал государь Веспшанка: когда в частных руках слишком много оружия, оружие начинает драться само!

      – Кроме того, бунтовщики никак не могли бросить самострел в Змеиный Колодец, который находится за внутренней стеной монастыря. Это мог сделать лишь один из гостей в ночь после убийства. И, представьте себе, монахи заметили кое-кого из гостей, кому вздумалось побродить…

      – Кого же? – Бахадн от волнения привстал на цыпочки.

      Господин Нан развел руками.

      – Зачем так рано говорить об этих вещах? Я могу попасть в неловкое положение, бросив тень на всеми уважаемого человека, и хотел бы сначала изучить все обстоятельства дела.

      Господин Бахадн стал откланиваться, и столичный чиновник его не задерживал. Когда Бахадн ушел, Нан вопросительно взглянул на своего секретаря.

      – За ним последят. Мне показалось, он вспомнил, у кого из высших чиновников был такой самострел.

      – Он побежал справиться о том, что ему надлежит вспомнить, у наместника Вашхога, – усмехнулся Нан.

      – Вряд ли, – отозвался секретарь, – это ему удастся, потому что наместник либо еще не проснулся, либо уже напился.

      Нан тем временем собрал с пола брошенные им жалобы и стал их внимательно изучать. Взяв пятую или шестую жалобу, инспектор присвистнул.

      – Так я и знал, – уж больно пустые у него были глаза, – прошипел инспектор.

      Шаваш неслышно подошел и склонился над плечом начальника. Жалоба была написана испорченным почерком человека, много пишущего, но отвыкшего от уставной каллиграфии официальных документов.

      «Господин инспектор!

      Слава о ваших способностях и справедливости дошла и до наших дальних мест, а потому сообщаем следующее:

      Наместник Харайна и дядя его, господин Айцар, грабят народ. Нынче в Харайне чиновник живет взяткой, богач – барышом; власти едят чужое, носят краденое, и как ног у змеи, нету у них правды; грош дают государству, а пятак тянут себе, и в Харайне кто богаче, тот и правее.

      Император не знает об этих бесчинствах, иначе бы положил им конец.

      Наместник Вашхог разорил храмовые убежища в деревнях Западного Края, чтобы его дяде было кого нанять в рудники.