Битум. Алёшка Сергеевич Емельянов

мал тот жар добра

      в сравненьи с материнским

      и женским волшебством

      даренья дальним, близким,

      кто тянется с родством.

      Так греет мать ребёнка,

      и фараона Сфинкс,

      рогатица – телёнка,

      чай – ложку и сервиз.

      Влеченье, тяга к небу,

      где Бог прогнавший вон

      из дома в хладь планеты.

      Ах, если б не огонь,

      какой украл с дебютом

      тот Прометей для нас!

      Нужда в лучах, уюте

      дороже спичек, фраз…

      Смотритель железнодорожной станции

      Будильник рельс тревожит

      с тоской смирённый ум.

      Вагоны цепи множат,

      несясь потоком сумм.

      Смотритель, наблюдатель

      за гладью трав и шпал,

      сонливый маг, старатель,

      дорожный аксакал

      в оранжевом наряде,

      с железною клюкой,

      в привычнейшем обряде

      глядит на люд изгой.

      Как ветеран бывалый,

      а мимо – эшелон.

      В сезон морозный, талый

      он смотрит через сон

      на маски, длинь и шири

      чугунных спиц и вой

      гудков из будки жирно,

      как пёс сторожевой.

      Жив курс поездок, сметы

      под ливнем, меж снегов,

      а ход жив и бессмертен,

      в отличье от него…

      Рыбный фарш

      Взрывно ревели пушки

      потоком затяжным,

      вздымая кверху сушу,

      рвя списки послужных.

      Так главный чёрт резвился,

      плюясь всезверьем зла,

      и вшою к трупам шился

      так хищно среди сна,

      рогатил тишь благую,

      копытил целину,

      как плеву дев тугую,

      им ставя страсть в вину.

      И весь зверинец дикий

      направив в стан врагов,

      срезал им руки, лики,

      и множил полк волков.

      Искрился хвост питонов

      и нёсся кобры яд

      из пасти этой злобной.

      Кидал акул снаряд

      в аквариум, где жили

      с винтовками мальки,

      портянки, раны шили

      одной иглой. Быки

      сносили вмиг постройки.

      Летел огонь с ноздрей.

      Плюясь напалмом горьким,

      сметая стойки древ.

      Царь-бес кидал шрапнелью,

      метая крики ввысь.

      Вгрызались в лоб, шинели

      осколки-зубы, вниз,

      впивались в шеи, щёки

      разрывы хищных ртов,

      смыкали жизнь защёлки

      накровленных клыков.

      Так демон веселился

      зверями всех мастей.

      Он в местность тут вселился

      надолго, до смертей…

      Так жёг он ночь