Ню. Борис Берлин

олько два неслышных голоса шептали друг другу… Как два опавших листа или два майских жука. И не говорите, что – август…

      – Что же мы – так никогда и не встретимся?

      – Ну почему – встретимся – и даже обязательно. Только потом пожалеем о этом.

      – Почему? Это грустно… Но я тебе верю – ты всегда все знаешь.

      – Правильно. Верь мне. И тогда все будет хорошо.

      – Ты говоришь – все будет хорошо – и от этих слов такой холод…

      – Тебе не может быть холодно, маленькая врунишка. Я ведь с тобой, да?

      – Ну да, ну да – не может – я просто преувеличиваю. Обожаю преувеличивать…

      – А я обожаю тебя.

      – Это славно – мне это нравится…

      – Ну а ты? Нет, я не буду спрашивать, скажи сама, а?

      – Я… А что я? И ты сам все знаешь. Давай лучше о другом…

      – О чем моя сладкая? О чем?

      – Расскажи – как мы встретимся, как все произойдет.

      – Все будет непросто. Да, непросто. И – по-разному. Слушай…

      Есть Бог на свете

Часть первая – Оля

      Мой самолет разбился в 7.30 утра.

      Сильнее страха было удивление.

      Неужели этот ужас происходит со мной.

      Этого просто не может быть.

      Еще молодая, любимая, карьеру сделала, мужчины вслед оборачиваются, подруги говорят – везучая.

      Мне и по правде всегда везло.

      До сегодняшнего дня.

      Не хочу вспоминать про то, что началось в салоне после того, как люди поняли, что – все.

      Самолет полный.

      Группа детей с воспитателями – английские школьники – возвращаются домой после месяца, проведенного в Москве и Питере – месяца изучения языка и архитектуры. Молодожены – сидят на ряд впереди.

      Старик – строгий и нахмуренный – с самого момента посадки.

      Стюардессы – красивые, вышколенные.

      И еще много других, к которым и присмотреться-то не успела.

      Как вдруг, все разломилось на несколько кусков – и нет ничего.

      Про это вспоминать не хочу.

      Я о другом сейчас.

      О другом.

      Глеб встречает меня в лондонском аэропорту.

      Вот он – наконец-то я его вижу вблизи.

      Толпа обезумевших людей, (видимо, уже объявили про катастрофу) и он среди них.

      Седая голова, синие глаза.

      Улыбка знакомая, но сейчас – как будто приклееная.

      Не поймет, в чем дело.

      Не верит, что все кончилось, так и не начавшись.

      Милый…

      Милый мой…

      Я прозрачна и невидима, а потому безбоязненно прохожу сквозь сгустки человеческой боли и оказываюсь рядом с ним.

      Моя ладонь невесома, но я касаюсь его щеки.

      Касаюсь…

      Господи, ведь мы целый год мечтали об этом.

      Коснуться…

      Да не год – какое там. Целую жизнь мечтали – и вот…

      Глеб беспомощно озирается по сторонам.

      В толпе кто-то падает.

      Крики, крики, крики…

      – Милый, – шепчу я, – мне не больно, мне совсем не больно… Ну что поделаешь – не сложилось у нас. Деток жалко – погляди на их семьи – вот горе то. А я – что ж, прости – не долетела я до тебя…

      Год писем, и все закончилось здесь.

      А сейчас я читаю его мысли. Они мечутся, как звери в клетке.

      И последняя: «Не сложилось…»

      Я чувствую тупую боль в его груди и накрываю ее своей ладонью.

      Боль тут же утихает.

      И хорошо.

      Не надо, чтобы боль.

      Не надо, чтобы смерть.

      Живи – и за меня и за себя – и за нас.

      Ведь есть же бог на свете…

Часть вторая – Глеб

      Вот уже десять дней, как ее нет…

      Десять дней, десять лет, десять жизней…

      Неужели – уже десять? Моей Оли…

      Мы знакомы год… Были знакомы… были…

      Это принято называть виртуальной любовью. Может, так оно и есть, но тогда, что такое любовь – вообще… Никакая невиртуальная, а просто – любовь, обычная, когда двое… Я не знал. А потом мы встретились.

      Так оно и было – встретились. Наши письма, наши мысли, наши души… И даже наши тела…

      Тысячи, тысячи писем с одного континента на другой – как дышать, есть, пить, как – жить…

      Да, мы научились и этому тоже.

      Говорить друг другу «доброе утро» и «спокойной ночи», смотреть в глаза и улыбаться, сердиться и умирать от нежности друг к другу, ссориться и мириться, все, как в обычной жизни, как у всех…

      Но, как у всех, так и не стало.

      Ее