Дома моей души. Вера Позднякова

скотины, даже простейших домашних животных, у речников тогда не было.

      С семьей плавать было можно, а с животными нельзя.

      Слово же употреблялось часто, и смысл его был иным, более нам понятным. Скотина – это человек, не умеющий себя вести, пьяница или дебошир. Когда мы, по наивности и смелости, сказали это учительнице, она ответила нам так, что мы запомнили это на всю жизнь. Не надо оскорблять скотину, приписывая не свойственные ей качества.

      Мы тогда были любознательные, безграмотные и наивные « Хви-и –ли – и – пеоки».

      Впрочем, о чем это я? Наверное, моё подсознание вспомнило то, душу ублажающее тепло, в которое я тогда попала.

      И снова пелена младых лет навсегда укрыла от меня мелкие события того времени.

      И опять рассказ мамы, как нам, уже в конце зимы, дали, наконец, собственное жилье.

      Слава богу! Вернее, тогда еще слава КПСС!

      История постройки нашего первого полученного жилья ушла в небытиё, как и многие частности моей тогдашней жизни.

      Но я помню этот … барак на высоких ножках, возведенный наспех по зимнему морозу, из свежего желтого горбыля, с высоким крыльцом и длинным широким коридором.

      Помню, примерно, расположение нашей комнаты. Как зайдешь, налево, через 3 двери от входа.

      Некоторые картинки из жизни в этом бараке остались в памяти навсегда.

      Мне года три. У меня есть друг, чуть старше меня и очень любознательный. Он живет в конце барака. Мне купили куклу, довольно-таки большую, голую пупсиху. Радость распирает меня, и я иду к другу ею делиться. Теперь я понимаю, что меня к нему привлекало, наш общий с ним дух исследователя.

      А давай её «подожгём2»! – говорит он, – Посмотрим, горит или нет.

      Не помню, что я ему сказала, согласилась с ним или нет? Он подносит спичку, пупсиха ярко вспыхивает. Через пару мгновений в руке моего друга осталась одна нога, которой он машет как ошалелый. Кроме этих завороживших меня мгновений, в памяти от пупсихи ничего не осталось. Какая она была? Красивая? Наверное. Было моё горе, мама ругала? Но всё перехлестнул восторг от ярко горящей куклы… и загустевшая темнота вокруг неё.

      Еще помню очень ясно, как зародилась во мне страсть к писательству.

      Отец после работы ходит учиться в речной техникум в город. Это далековато, а напрямки, через реку, поближе. Плотину ещё не построили, и зимний лёд был крепкий.

      Моя красивая, светловолосая, мама сидит за нашим единственным столом на кровати и что-то шьет. Лампа без абажура светит ярко, тепло. Маленький Вовка бессовестно дрыхнет.

      Поздно. Но мама не гонит меня спать, она знает, что я затаюсь, и все равно буду ждать.

      А, может, ей одиноко, и грустно, и боязно за отца. И моя болтовня отвлекает её от грустных мыслей. Мне никогда этого уже не узнать.

      Все эти мысли приходят мне на ум при просмотре очередной, ярко высвеченной в калейдоскопе моей памяти картинки. Когда я иной раз не могу уснуть после того, как чье-то слово, кадр из фильма или просто яркая лампочка в этом

2

Пишу как говорили