БЛЕF. Николай Иванович Левченко

Во втулку этого, что меньше, вставлена была подобно шпинделю, или же веретену в прядильной фабрике, удерживаемая ступором на раме ось с насаженными на нее наждачными кругами. Таких наждачных дисков было пять, различной толщины, диаметра и своего предназначения. Когда весь механизм работал, из-под наждаков летели снопы искр: у лезвия крутясь как мулине, мареновые, желтовато-красные или с синевой, – чего зависело от абразивного материала и металла, они коническим пучком стремились по дуге, но тотчас же, к его огромному разочарованию, бледнели, угасали. Меж тем шпиндель от приложенных усилий продолжал вертеться, производя все новые снопы. Как сами диски, так и обрабатываемый инвентарь разнились так, что цветовая пляска искр бывала всё с какой-нибудь особинкой и на глазах перерождалась. Точильщик был собой не дюж, но ловок. Он приходил всегда сутра, и каждый раз вставал под окнами, спиной. И только слышно было его зычный голос, врастяжку разносившийся между домов: «топоры-топо-орики, ножи-и, ви-илки то-очим!»

      – Так значит, он стоял спиной к окну? а как же это мулине и борода лопатой? Хм. Но все равно: топорики, ножи, круги… как здорово! – восторженно хихикала она.

      Еще ей непременно надо было знать о том магическом автомобиле с вращавшимися фарами, педалями и настоящим клаксоном, что подарил ему отец на именины, и как он взад-вперед катался по двору, сигналя и распугивая кур. Потом еще – о том, как в первый раз увидел паровоз, из-под колес которого в припадке раздражения со свистом вырывался пар: хотелось посмотреть еще – и спрятаться куда-нибудь, зажмурившись от страха. Потом…

      – Да нет, постой, любимый, ты опять увлекся! Потом, про этот паровоз ты случаем ни Люмьеров подглядел? Мне это в прошлый раз еще один их фильм напомнило. Два брата, кажется. У них еще "Купание Дианы" есть. Ну что, я угадала? Да нет, об этом ты позавчера рассказывал: ты говорил, что был с соседской девочкой у палисадника, и что она была тебя на месяц или на два старше. Ты, кстати, как это узнал? И вы еще стояли с ней и любовались на цветы – махорчатые, фиолетовые. Она сказала, что они растут сто лет. А ты ей не поверил. Почему?

      Пока ум лихорадочно искал ответ, Елена уставала ждать. Её нога с приподнятым коленом томительно откидывалась вбок; низ поясницы, как будто в теле вовсе не было костей, упруго выгибался. Она смежала веки, с разжатых губ слетал протяжный тихий стон; плывя как чёлн от головы по увлажненным смятым волосам, нетерпеливая ладонь плашмя ложилась возле его паха и, крадучись, перебирая пальцами, сползала. Её вопрос на время застревал в прелюдии свирелей и рожков, которые играли так, что разом пропадали мысли. Однако в паузе, не нарушая нотный строй, она могла спросить:

      – Так что, и как это у вас там было?

      «И экспансивное и элегичное и эксцентричное. Ну-ну!» – посмеивался он.

      В период моросящих вздорных ссор и молчаливых неурядиц Статиков, смягчаясь, отступал, когда припоминал эту идиллию, исполненную, как и у всех в такую пору, клятв в вечной верности