БЛЕF. Николай Иванович Левченко

В нем было сразу что-то от Синдбада, который после долгих странствий по чужим морям с несметными богатствами опять ступил на отчий брег, и от сибарита-колдуна в запутанной истории про Аладдина. Статиков о нем ни разу прежде не слыхал и никогда не видел.

      – Не знаю уж, чего и ожидать? двадцать лет ни слуху, ни духу! – стоя перед гостем, смущенно и не чересчур приветливо сказала мать. – Хоть бы известил заранее…

      Кажется, она была не так удивлена, как насторожена приходом давнего знакомого.

      Выслушав ее, Трофимов хохотнул. Он был под стать своей хламиде мешковат и лысоват, с коротким шишковатым носом, широким лбом и твердым крупным подбородком, который сразу же запоминался. И от порога оглядев убогое жильё с покатым забубенным полом, веско произнес:

      – Коли быть точным – двадцать два. Давненько, уважаемая, да. А ведь я тот, кто вам сейчас и нужен!

      Мать собрала на стол – ленивые блины на скисшем молоке, которые в минуту испекла на газовой плите, и летошнюю, в сахаре, чернику. Затем присела и сама перед Трофимовым.

      – Чем Бог послал, не обессудь!

      Приятеля отца завали Николай Сергеевич и из разговора оказалось, что он холост. В столичном аппарате он занимал высокий пост. Но этим положением напыщен не был: держался, не чинясь, и рассуждал весомо; с юмором и прибаутками рассказывал о разных переделках и коллизиях, в которых побывал. И был умен. Статикову он, между прочим, сообщил, что оны времена работал в Совнархозе, в отделе Управления делами. Когда их упразднили, методом возгонки, или «как конюший за обозом», он перебрался в министерство и ныне уж курирует всю область.

      – Ну, знаете, и я не Бог, но кое-что могу! – сказал он со значением по поводу жилищных тягот.

      Затем, как подобает сказочному гостю, Николай Сергеевич пообещал, что спустит с кого следует три шкуры. И ушел.

      Перед рабочей пересменой в понедельник, в служебном кабинете с мореными панелями и целой сворой телефонных аппаратов, который расторопно выделил в его распоряжение директорат, он разливал армянский «Арарат» по чашкам, выплеснув оттуда в кадку с фикусом, видимо уже не раз переживавшим это, не стимулирующий жидкий чай, и вперемежку делал наставления, читая будто по стеблям тысячелистника:

      – В спорт ты зря, Сергей, ударился, не для тебя это, не тот фасон. Но курс был, в общем, верный. Как себя покажешь, утвердишь, так дальше пойдет, коли проявишь кроме твердости еще и гибкость. Вопрос с квартирой и твоим трудоустройством я решу. Запомни, если я чего пообещал, так сделаю. Со мной или за мной ты будешь, так это после сам уж выбирай. Только уж, смотри, не подведи, пострел. Лиха беда начало, – слышал?

      Смирив свой молодой бескомпромиссный ригоризм, Статиков пил «Арарат» вприкуску с трюфелями и поддакивал. Даже если бы ему и не напомнили об этом, он все разумел и слышал. Вскоре после этой встречи он переменил работу. А еще через месяц, наскоро припомнив школьные азы по алгебре и написав с одной помаркой сочинение, он был