Иуды России. Сергей Павлович Степанов-Прошельцев

вместе с сыном, её доставили в Москву в июле 1614 года.

      Казнили малолетнего «ворёнка» зимой. От мороза трещали деревья, бояре ёжились в своих собольих шубах, народ жёг костры, дабы согреться. Здесь, у Серпуховских ворот, ждали приговорённых к смерти, но они всё не появлялись. Между тем указ нового царя Михаила Фёдоровича, по которому надлежало предать смерти сына Марии Мнишек, поверг всех в шок: ещё никогда доселе малолеток не вешали. А тут и патриарх руки умыл. Нет, не по-людски это, не по-христиански.

      Посреди помоста стояла виселица и был врыт в землю столб с колесом и острой железной спицей. Рядом – кол, на который посадят бравого казачьего атамана Ивана Заруцкого, намеревавшегося сделать царём трёхлетнего сына самозванца, а может быть, и себя самого. На страшную погибель обречён он, но умрёт не скоро. Медленно, под воздействием тяжести своего тела он будет скользить вниз по колу, но поскольку округлённый кол не пронзал жизненно важные органы, смерть от потери крови наступала порой даже через несколько дней. Когда же атаман перестанет корчиться в муках, его голову отрубят и насадят на спицу…

      Ну а мальчика-то за что? За что его, несмышлёныша?

      Но вот показалась повозка. Площадь, усеянная людьми, загудела. На санях с высоким передком под конвоем стрельцов в последний свой путь направлялись в белом бараньем тулупе Заруцкий и светлоголовый ребёнок. Экзекутор дал знак, и палачи принялись за дело. Но и Заруцкий, и малолетний Иван умерли не сразу. Петля была рассчитана на взрослого человека, а не на детское тельце. Веревка оказалась слишком толстой и никак не могла затянуться на шейке мальчика. Он плакал и звал маму…

      Иван Дмитриевич, сын Марины Мнишек и Лжедмитрия II, не однажды появлялся в реальной жизни. У потомка самозванца имелись свои самозванцы. Один из них был сыном польского шляхтича Дмитрия Лубы родом из Подляшья (область на белорусско-польском пограничье между Холмщиной на юге и рекой Нарев на севере). Дмитрий Луба был убит под Москвой, а мальчика шляхтич Белинский. привёз в Польшу, где выдавал за отпрыска «царя Дмитрия», которого будто бы сама мать отдала Белинскому перед своим арестом. Ребёнок воспитывался в монастыре и знал такие подробности биографии Марины Мнишек, какие, как выяснилось впоследствии, мог знать только близкий ей человек. Помимо того, на щеке у него было такое же родимое пятно, как у сына Мнишек.

      Когда Ивану исполнилось 30 лет, слухи о нём дошли до Москвы. Царь Михаил Фёдорович потребовал выдачи самозванца. Переговоры на эту тему продолжались до 1643 года. Иван Луба был доставлен в Москву, но польский король просил русского царя отпустить Лубу обратно в Польшу. В 1645 году Михаил Фёдорович умер, и его сын, Алексей Михайлович, простил поляка. По некоторым данным, Луба погиб во время восстания Богдана Хмельницкого в 1648 году. Кем был на самом деле этот человек, так и не выяснил никто.

      После Лубы около 1640 года, появился