Три часа утра. Ирина Минаева

разбежался по врачам, осталось четверо самых смелых. В начале занятия Сладковский высказал своё мнение о группе в целом, наиболее подробно – о её возмутительной недисциплинированности. Затем отдельно осветил работу старосты, то есть командира отделения тов. Каялиной, которая своим попустительством отнюдь не способствует повышению дисциплины.

      В ответ на это Лора пожала плечами и сказала:

      – Ну, если они все заболели?

      – Вы мне голову не морочи́те, – процедил сквозь зубы Сладковский.

      Он долгое время не вылезал из-за границы и по-английски изъяснялся, пожалуй, свободнее, чем по-русски.

      – Никто вам ничего не морочи́т, – возразила Лора с невинным выражением лица.

      Сладковский почувствовал, что здесь что-то не так, хотя никто не посмел даже хихикнуть, и мгновение-другое молча пытался убить её взглядом. Потом сказал:

      – Ve-ery nice! – и начал спрашивать домашний перевод текста.

      Разумеется, с Лоры. В её переводе придраться можно было лишь к мелочам, что он и сделал – явно не без удовольствия. Потом взялся за Шитову, которая тут же с перепугу выдала ему:

      – Калибр гаубицы – три миллиметра…

      – Она что, иголками стреляет?! – тихо, но выразительно поинтересовался Сладковский.

      Аська на этом не остановилась и заявила, что «скорострельность её – тридцать оборотов».

      – Гаубица выстрелит – и повернётся вокруг себя от радости! – мрачно прокомментировал Сладковский.

      Полякова он стал гонять по словарю, и очень скоро тот вместо «район посадки и погрузки» пролепетал на нервной почве:

      – Район посудки и погрязки.

      Несмотря на обстановку, почти приближенную к боевой, Аська с Натальей захихикали, а Лора вообще уткнулась от смеха в стол.

      Потом Поляков, которого Олег Владимирович в очередной раз с уничтожающим видом поправил, осмелился пробормотать, что в словаре даётся именно такое значение слова. Сладковский дал ему на этот счёт чёткое указание:

      – Наплевать и забыть!

      – В словаре неправильно, да? – удивился Поляков.

      – Возьмите словарь Судзиловского, – процедил Сладковский.

      – Он толстый? – зачем-то спросил Поляков.

      – Словарь – да! – ответил Сладковский.

      Кто-то из девиц опять захихикал. Олег Владимирович обвёл всех выразительным взглядом и переводить «показания пленного» вызвал опять Лору. Сам он выступал и за пленного, и за начальника разведки.

      – Ваше имя и звание? – спросил он сквозь зубы за начальника.

      Лора перевела.

      – Предположим, я понял, – сказал Сладковский издевательским тоном и, посмотрев на неё сверху вниз, снисходительно сообщил, что зовут его Генри Мак-Элроуз.

      Дальше всё пошло сравнительно гладко – до того места, где «пленный», глядя в отпечатанный текст, зачитал в ответ на вопрос о сроке планируемого наступления что-то насчёт второй декады текущего месяца.

      Лора так и перевела. Тогда Сладковский опять на неё уставился и заявил, что, к её сведению,